Мой приход в гитару был весьма курьезным. Как-то я попал на концерт художественной самодеятельности студентов городского строительного техникума, где впервые, как говорится, вживую, услышал игру ребят на музыкальных инструментах. Это сильно затронуло дремавшую во мне любовь к музыке. Надо сказать, что родители мои были далеко не музыканты. Но мать была, как я уже говорил, певунья – знала множество украинских песен и часто пела нам, своим трем сыновьям, из которых я был старшим.
Так вот, после упомянутого мной концерта я серьезно решил научиться играть на… мандолине. В музыкальном магазине, куда я пришел, произошел примерно такой диалог с продавцом.
– Хочу купить у вас мандолину.
– Пожалуйста, только они у нас без медиаторов.
– А, что без медиатора играть на ней нельзя?
– Конечно…
Скажите, а на чем можно играть без медиатора?
– Да, вот на гитаре или балалайке…
Поскольку я понятия не имел, что такое медиатор, то купил гитару. Принес домой, прочитал инструкцию по настройке и задумался: с какой стороны грифа отсчитывать лады? И зачем эти беленькие кружочки на грифе? Друзья-знатоки все растолковали, а сосед, запойный алкоголик, научил играть первую пьесу: «Взяв бы я бандуру, та й заграв, що знав…». А возраст у меня уже был такой, что гормоны играли тоже в унисон с гитарой, тем более что объект обожания жил по соседству. Я старался вовсю, но безрезультатно – ушла с другим.
Через некоторое время я узнал, что в городском Доме пионеров есть преподаватель игры на гитаре. Познакомился. К сожалению, не могу вспомнить сейчас его фамилию. Звали его как и меня – Николай, а вот Отчество стерлось в памяти. Сухонький, тщедушный старичок, весь седой, лет около семидесяти, принял меня доброжелательно. Оказалось, что мы жили совсем рядом на одной улице. Когда я впервые пришел к нему домой, то долго стоял у калитки и слушал, как он играет. Какая божественная музыка заполняла весь двор с небольшим садиком! Это, как я узнал после, была пьеса Ф. Тарреги «Воспоминание об Альгамбре». Учитель снимал комнату у хороших хозяев, которые не препятствовали занятиям музыкой. Вскоре мы, два одиноких человека, очень подружились. Он, оказывается, отсидел в тюрьме 10 лет за «болтовню», как он говорил. Его родня жила в Севастополе, который был тогда закрытым городом. Учителю туда въезд был запрещен, а Бахчисарай, в котором жили мы, был всего в 35 километрах, и к нему часто приезжала дочь с мужем.
С Павловым-Азанчеевым (очень известным гитаристом) он находился в одном лагере, и хотя был довольно продвинутым гитаристом, все же считал себя его учеником. Они оба владели и семиструнной гитарой, и шестиструнной. Через несколько месяцев я уже освоил нотную грамоту и довольно уверенно играл на своей семиструнке разные мелкие этюды и экзерсисы Сихры, Моркова и других