С гитарой по жизни. Николай Таратухин

к высокому искусству. У него были связи с администрацией театра, и он использовал возможность бесплатно водить солдат на спектакли. Два раза в неделю собирал всех желающих и мы строем шли в оперный театр имени Палиашвили на последний ярус. Акустика в этом театре просто изумительная, слышимость была такой, что даже тишайшее пианиссимо артистов было слышно все до последнего слова. Многие из нас, в том числе и я, впервые узнали что такое опера. За этот период я прослушал почти весь репертуар театра, продолжая играть на гитаре. Как лучший оператор курса я был направлен на очень ответственный участок – в Ленинакан, находящийся в шести километрах от границы с Турцией. Конечно, сразу стал активным участником художественной самодеятельности части. Мою сольную игру заметили другие любители музыки. У нас образовалось трио: гитара, балалайка и мандолина. Два офицера и я. Играли классику и вариации на русские народные песни. В 1957 году Армения готовилась к Московскому фестивалю, и нас выдвинули на смотр в Ереван от Ленинакана. Вот там-то я познакомился с Евгением Ларичевым.

      Встреча с Ларичевым

      Случайность

      Мы прошли в финал смотра, где играли «Чардаш» Монти и вариации на русскую народную песню «Во саду ли, во городе». Не учли самую малость – фестиваль-то был армянский, и тематику надо было брать соответствующую. Хотя бы «Танец с саблями» Хачатуряна. Промашку дали. Но не очень огорчились. Нам дали грамоту, но в Москву не пропустили. Офицеры мои на радостях где-то загуляли, и я оказался предоставлен сам себе. Пошел прогуляться по городу. Красивый, много зелени, парки и скверы. В одном из скверов увидел толпу народа и услышал милые сердцу звуки гитары. Смотрю: сидит солдатик, гитара на правом бедре и так небрежно виртуозит что-то испанское с расгеадо и пульгарами. Это я после узнал, как эти приемы называются. Больная челюсть у меня, как говорится,«отвисла».

      Дождался конца импровизированного концерта и подошел. Разговорились. Оказалось, служим в одном городе. Он в пехоте, я в авиации. Он тоже в Москву не попал. Играл на смотре пьесы Альбениса и Иванова- Крамского. Рассказал, что он москвич, ученик А. М. Иванова-Крамского, не успел закончить музучилище – забрали в армию. Служит в музыкальном взводе, играет на малом барабане. Посоветовал мне переходить на шестиструнку, да я и сам был уже к этому готов. Как ни хороши были вариации на песню «Всех цветочков более розу я любил» или «Как ходил-гулял Ванюша», но по моему темпераменту мне ближе была «Астурия» и «Малагуэнья», которые Женя играл превосходно. А когда я услышал «Испанскую серенаду» Малатса, то заболел шестиструнной гитарой окончательно.

      Договорились о встрече. Женя согласился обучать меня, если я сумею приходить к нему в часть. А это, надо сказать сразу, было не так просто. Хотя никаких заборов ни в его части, ни в моей не было, уйти можно было без особого труда – опасность заключалась в продвижении по городу. Приграничный