Другая сторона, в сущности, той же темы – вопрос о двух культурах в одной нации. Он возник на почве сугубо догматического толкования «священных текстов марксизма-ленинизма», в частности, известного утверждения В. И. Ленина, что «есть две национальные культуры в каждой национальной культуре», параллельного его же утверждению, что «есть две нации в каждой современной нации»[27]. Там, где В. И. Ленин лишь подчеркивал, как важно учитывать классовое расслоение общества, способное в определенных условиях взрывать изнутри национальное единство, схоласты пошли на абсолютизацию культурных различий между классами до такой степени, что поставили под сомнение само существование общенациональных культур.
Это была аберрация мысли тем более опасная, что какая-то доля правды в ней заключалась. В любой национальной культуре заметны социальные межи, иногда обозначенные очень явственно.
В русском обществе дворянство говорило на французском языке, наверное, бессознательно отгораживаясь от массы простого люда. В странах третьего мира французский, английский, португальский по сей день служат барьером, стоящим между привилегированными слоями и остальным обществом. Знание иностранного языка было к тому же признаком европеизации. Разрыв между культурой верхов и культурой низов в развивающихся странах породил немало острых конфликтов.
И все же такой разрыв никогда не бывал полным. Более того, великие творения литературы и искусства, созданные выходцами из привилегированных, европеизированных слоев общества, в конечном счете, приходили к народу. В своем внутреннем развитии культура разрушала классовые, социальные барьеры, одновременно расслаиваясь по уровням интеллектуальной насыщенности на жанры и направления, апеллирующие к отличающимся друг от друга скорее степенью духовного роста, чем социальным положением, категориям общества. И оставаясь, тем не менее, общенациональной. Эта реальность отнюдь не соответствовала, в сущности, мифологизированному истолкованию истории, согласно которому