Она, конечно, пришла. Для нее Виллемс представлял собой что-то новое, неведомое и диковинное. Он был выше и сильнее мужчин, попадавшихся ей прежде на глаза, и полностью отличался ото всех, кого она знала. Незнакомец принадлежал к племени победителей. Аисса живо помнила пережитую великую трагедию, и новый знакомый манил ее стоявшей за ним огромной силой и ощущением опасности, олицетворением преодоленного и с тех пор преуменьшаемого ужаса. Победители говорили таким низким голосом, смотрели на врага такими холодными голубыми глазами, а она сумела лишить этот голос твердости, заставила эти глаза с нежностью смотреть на ее лицо, покорила настоящего мужчину. Аисса не все понимала в рассказах незнакомца о своей жизни, однако из тех разрозненных отрывков, что поняла, сама слепила образ героя, признанного среди своих, доблестного, но невезучего, не падающего духом беглеца, мечтающего отомстить своим врагам. Он привлекал ее своей неопределенностью и загадочностью, непредсказуемостью и стремительностью. И этот сильный, опасный человек из плоти и крови был готов отдать себя в рабство.
Он созрел – она это чувствовала. Аисса ощущала эту готовность безошибочной интуицией доисторической женщины, столкнувшейся с естественным инстинктом. День ото дня, пока они встречались и она, стоя чуть в стороне, сдерживала нового знакомого взглядом, смутный страх победы слабел и тускнел, словно воспоминание о сновидении, сменяясь уверенностью, четкой и определенной, скорее похожей на осязаемый предмет под яркими лучами солнца. Глубокая радость, великая гордость и сладость предвкушения оставляли на губах вкус меда. Виллемс лежал, вытянувшись, у ее ног без малейшего шевеления, зная по опыту первых встреч, что малейшее движение спугнет Аиссу. Он лежал очень тихо, любовный пыл целиком передавался его голосу, сверкал в его глазах, в то время как тело оставалось недвижным, словно на смертном одре. Он