Повторив те же движения несколько раз, оба наконец открыли глаза.
– Вы молились? – спросил Кадуан – без осуждения, с простым любопытством.
– Да. – Ишка, покосившись на меня, дернул бровью. – Сидни не молятся?
– Я слыхал, что сидни безбожники, – буркнул Ашраи.
– Нет, боги у нас есть. – Я оторвала кусочек жареной тушки. – Но наши не просят отплясывать перед ними нелепые танцы.
– Мы стремимся показать богам, как они нам дороги, – гладко ответил Ишка. – А поскольку мы часто обращаемся к ним, боги одаряют нас таким же отношением.
– Наши боги и так нас ценят.
«Неужели? – с издевкой шепнул голос у меня в голове. – Потому и отметили тебя скверной?»
Я отбросила эту мысль и отправила в рот еще кусок бельчатины.
– Сейчас их помощь нужна нам как никогда. – Ишка смотрел вдаль и больше не усмехался.
Впервые я увидела на его лице что-то похожее на озабоченность – искреннюю озабоченность.
– Не стоит полагаться на помощь богов, – сказал Кадуан. – Думаю, нам придется справляться самим.
Он почти не прикоснулся к еде. Костер очерчивал его профиль, суровую линию носа и подбородка, суровую нижнюю челюсть. Глаз он не поднимал.
Ишка оглядел его не без жалости.
– Знаю, у вас, как нигде, понимали важность духовной веры и магии, – ответил он. – Известно, что у Каменных были самые величественные храмы, их мудрецы посвящали себя духовным учениям. В такие темные времена вера нам нужнее всего.
– Храмы были красивы, – тихо проговорил Кадуан. И замолчал, словно вспоминая что-то с грустной улыбкой. А потом взглянул в огонь и перестал улыбаться. – Но когда пришли люди, храмы разрушились так же легко, как бордели. И мудрецы легли в одну могилу со шлюхами.
Что было на это сказать? Дальше мы ели молча.
Все давно уснули, а я лежала, не смыкая глаз, и глядела в ночное небо. Десятки лет я не ночевала в такой дали от Удела, да и тогда я, маленькая тиирна, находила приют в самых роскошных домах мира.
А теперь? Теперь я осталась наедине с небом. Смотрела на звезды и чувствовала себя маленькой и обнаженной, как никогда. А стоило опустить веки, передо мной вставали окровавленные лица соплеменников Кадуана.
Шорох в лесу обрадовал меня, позволил отвлечься. Я распахнула глаза. Медленно встала. Костер догорал. Сиобан спала, но даже во сне, казалось, была готова к прыжку – лежала на боку и руку пристроила поближе к оставленным у подстилки клинкам. Ашраи раскинулся спящим медведем, растопырился за пределы постели и громко храпел. Ишка был неподвижней надгробного изваяния, и руки его с изяществом охватывали рукоять меча.
А следующая постель была пуста.
Я пошла на шум в лесу. Кадуана нашла на прогалине. Посередине