Его голос перешел в крик, отдался в воздухе и увяз в чем-то похожем на стыд. Он отвернулся.
И я вдруг поняла.
Вот почему Зерит поставил во главе своего войска не кого иного, как Макса. Потому что Макс обладал тем, чего больше всего хотелось иметь Зериту: не просто даром стратега, а еще и родовым именем, почитаемым аранской знатью.
Макс рассказывал мне о давнем соперничестве за звание верховного коменданта. Стоило вспомнить тот рассказ, все встало на место. Претендентов, говорил мне Макс, оказалось четверо. Одного унесла война. Макс отступился после гибели семьи. И Нура, еще не оправившаяся после Сарлазая, не могла продолжать борьбу.
Остался один Зерит, он и стал комендантом. Никто его не выбирал. Выбора просто не было.
Картина мира переменилась, стоило мне понять, как зыбко положение Зерита.
– Ты свободна, – сказал он.
Не оборачиваясь, словно не желал видеть мое лицо. Может быть, понял, что я осознала.
Пока я добиралась до своей комнаты, ноги стали оставлять кровяные отпечатки. В коридоре я изо всех сил старалась шагать твердо. Но едва закрыла за собой дверь, все швы полопались.
Я даже до кровати не добралась – повалилась на пол.
Я раскинулась на бархатной кушетке в кабинете Эсмариса, с моих пальцев слетали бабочки. На поле битвы они выглядели зловещими – а здесь серебряными облачками. Всего лишь украшение, как и я сама. Эсмарис держал за горло своего генерала, мы с двумя рабынями делали вид, будто так и надо, будто человека не прижали лицом к столу, будто мы не заперты в одной клетке с чудовищем, способным в любую минуту обратить свою свирепость на нас.
Настанет день, когда она обратится на меня.
– Зачем мне тысяча мертвецов? – рычал Эсмарис. – Мертвые не вспомнят твоего имени!
Я подняла взгляд.
Комната внезапно опустела. Не стало генерала, и женщин не стало. Угрюмый Эсмарис мрачно уставился на меня – словно заметил вдруг, как пристально я наблюдаю.
– Воображаешь себя очень умной, Тисаана? – спросил он.
– Самую малость, – улыбнулась я.
– И все равно ты рабыня. Рабыней и останешься.
Я встала, прошла через комнату. Мне видна была самая крошечная морщинка на его лице, каждая родинка, каждый седой волосок. Я даже во сне узнавала каждую мелочь. Он, глядя на меня, видел красивую вещь, а я запоминала его.
– Мертвецы не помнят имен, – пробормотала я, – но скажи, вспомнишь ли ты, живой или мертвый, мое имя?
Я приподняла ему подбородок – от перемены ролей меня пробрала приятная дрожь, мне нравилось смотреть на него сверху вниз.
– Было время, я рвалась показать тебе все, чему у тебя научилась. Казалось бы, ты должен мной гордиться. Не забавно ли?
Нет, в тот день, когда он решил забить меня насмерть за то, что не превзошла его ожидания, в его глазах не было гордости.
– Эсмарис, я и теперь не прочь тебе показать, – шептала я. – И надеюсь, тебе доведется это увидеть. Надеюсь, ты увидишь, как похищенные у тебя знания уничтожат твой мир.
И