– Мм, – невразумительно отозвался Саммерин.
Однако глубоко затянулся и выпустил на ветер струйку трубочного дыма. Он курил только от неуверенности. Один этот выдох сказал больше множества слов.
Я завидовал его умению скрывать тревогу. При всей моей нелюбви к плаваниям, эти дни на корабле прошли не без пользы. Чтобы понять восторженные надежды треллианцев, не требовалось понимать теренский. И в эти несколько дней мне легко было от них заразиться – особенно глядя на Тисаану. Она так поглядывала на Серела, будто сомневалась, не во сне ли его видит. И в каждом их взгляде и слове чувствовалось, как они оба счастливы, что нашли друг друга.
Мне приятно было на них смотреть. От этого казалось, что и все остальное было не зря. Ничего не жалко, чтобы увидеть ее такой – счастливой.
Но я чувствовал надвигающуюся тень.
Я оглянулся на мнущуюся рядом с Эслин и Ариадной Нуру. А вот эта картина была нерадостной. Рядом с сиризенами всегда не по себе – чудится, словно они и без глаз видят тебя насквозь, – но молчание Нуры казалось особенно тягостным. Она все время пути почти не открывала рта. Однако я достаточно ее знал, чтобы заметить жесткое предвкушение в устремленном к Аре взгляде.
– Ты будешь сражаться? – спросил Саммерин. – Против Сесри, вместе с Тисааной?
– Одну ее я, конечно, не оставлю.
Ответ пришел сам собой, без заминки. Но ложью было бы уверять, что при этой мысли не потели ладони. Одно дело – рубить рабовладельцев. Другое – поднять оружие против людей, которые всего лишь идут за другим вождем. Последняя война оставила на мне немало следов. Я хорошо знал, как высока цена и как мало за нее получаешь.
– Я останусь с ней, – твердо сказал я, словно говоря сам с собой. – Но и только. Ради нее, а не ради них.
Саммерин выпустил новый клуб дыма. Ривенайская война и его поглодала, хотя он лучше меня умел скрывать шрамы. За последние дни он стал спокойнее. И молчал не так, как обычно, – не в свинцовых думах, а в сомнениях.
– Знаешь, – сказал я ему, – мы наверняка сумеем кого-нибудь найти. Если на Аре ты захочешь вернуться к своему ремеслу.
Я говорил небрежно, но взгляд Саммерина пробил мою деланую беззаботность.
– Такого, как я, не найдете. – Он мельком взглянул на Тисаану – взгляд был мрачен, словно он видел не ее, а то, что в ней таилось. – И я не поручусь, что кто-то, кроме меня, сумеет, если понадобится, сдержать ту тварь. Хоть и надеюсь, что до этого не дойдет.
К горлу подкатил ком. Я презирал себя за это чувство облегчения. Потому что и сам сомневался, что поверю кому другому, как верил Саммерину. Сильная магия – власть над плотью – позволила бы ему, одному из немногих, совладать с Тисааной, если бы Решайе вырвался на свободу. А такой силы воли, чтобы на это решиться, я ни за кем больше не знал.
Его не было с нами, когда Нура вскрыла мой разум, чтобы казнить целый город. И когда Решайе моими руками убивал мою семью, тоже не было.
Но хотя Саммерин никогда не говорил об этом вслух, я знал, что эта ноша и его тяготит.
Больше