– И вот представь: я стиснула зубы – прописала все пункты для ответа, вышла к столу преподавателя и начала отвечать. Я запретила себе малейший всплеск, вскрик, стон. В висках стучало. А я сказала себе: ты не имеешь права лишиться стипендии. И всё рассказала, как по нотам. Получила пятёрку. Вышла из аудитории, как подкошенная, уже зная, что он умер. Слёзы хлынули, убежала на какой-то пустующий этаж, в уголок, и там позволила себе всё. Никогда в жизни больше я так не плакала, как в тот день, в тот первый час… Лицо распухло от рыданий. А впереди всё ещё только начиналось: отъезд домой, похороны, другая жизнь – без него.
– Когда хоронили отца, – сказала мне мама, – оказалось, что отца не в чем в гроб положить. Лучший свой костюм – лыжный – он взял в больницу, и он там весь обтрепался, хотя и без того был старым. А в больнице совсем пришёл в негодность. Курточка просто истлела на нём, износилась. Нужно было срочно найти одежду. И мы вспомнили, что Виталий отдал отцу свой запасной китель, без погон (погоны отпорол), ещё задолго до его смерти, когда от меня узнал, что у того совсем нет одежды.
– Боже, что же вы наделали, мама!
– Просто он по-человечески отозвался на нашу беду. И не возразил.
– Да живой не должен свои вещи отдавать мёртвому ни при каких условиях! Прописная истина для верующих: нельзя никого хоронить в одежде живого человека.
– А что было делать?! У него, я видела, ком в горле стоял при виде той нищеты, какая ему открылась в связи со смертью отца.
– До сих пор горько вспоминать, – заметила как-то мама, – что бабушка взяла Толика с собой в Благовещенск: отца забирать для похорон. У него не было никакой обуви на лето, даже сандаликов, и всю долгую дорогу прошёл с ней босым. По гравию, по земле, по асфальту горячему, по осколкам бутылочным, по окуркам…
– По всему колючему сору – в жару??!
– Да. Ему тогда был восьмой годик. Но испытание с босыми ногами по миру для него оказалось не таким страшным, как чужая свадьба в день похорон отца.
Там же, на окраине, совсем рядом, оглушительно гремела свадьба. А во дворе их дома стоял гроб, люди пришли попрощаться с Яковом Андреевичем. Траурное безмолвие у гроба накалило атмосферу июньской жарой и свистопляской в пьяной одури веселья где-то рядом. Больше всех пострадал Толя от склейки несовместимого: его детская душа кричала от такой дикости.
– Мама, как же они не понимают нашего горя? У нас же папа умер, а они пляшут…
– Но это же не у них – вот они и считают, что можно… – как могла, объяснила мальчику его безутешная мама, моя бабушка.
– Да как же можно так считать?! – не унимался мальчик. – Разве можно так веселиться, если рядом человек умер?!!
Когда скорбная процессия двинулась в путь, Виталий был на службе в «городке» и в бинокль проследил её по дороге, ведущей к Васильевскому