Наконец он появился (понимал ли, насколько сильным был этот момент в моей жизни?) – большой, полный, с одутловатым, раскрасневшимся от жары лицом, в полосатой пижаме и в соломенной шляпе. Курточка на нём была не застёгнута, и белоснежная майка дополнила впечатление привычной ухоженности и барства в замашках.
– Здравствуйте! – произнёс он весело, без всякой насторожённости, с откровенным недоумением в глазах. Я, скованная осознанием момента, тихо поздоровалась в ответ.
Володя засуетился, почтительно встал перед ним во весь свой богатырский рост, молодой, красивый, с пышной шевелюрой, подал руку встречным жестом и с улыбкой склонился над ним в приветствии:
– Здравствуйте, Дмитрий Яковлевич! Я сын Марии Арсеньевны, Владимир.
Я всегда любовалась Володей в детстве и на этот раз с гордостью пронаблюдала нарастание любопытства во взгляде принимавшего нас хозяина.
– Вот Вам внучку привёз! Познакомьтесь: дочь Вашей Лиды.
– А-а-а… Вот оно что!
Дмитрий Яковлевич с размаху плюхнулся на диван, стоящий напротив, привычно откинулся на спинку. Глаза его не смогли скрыть, насколько это всё было неожиданно. Тут же он взглянул на меня более пристально, с понятным интересом – наши глаза встретились. Действительно, передо мной оказался человек, наделивший маму своим круглым лицом с мелкими чертами и глазами, типичными для забайкальцев, как я уже к тому времени успела усвоить, и это потрясало при живой встрече больше, чем в моём далеком детстве – при виде фотографии.
– А как зовут тебя?
– Таня.
– И сколько тебе лет?
– Двенадцать…
И далее – по анкетным пунктам… Володя в сильном волнении вставил реплику про мою хорошую учёбу.
– Молодец! – тут же последовало одобрение моего ума. Или способностей.
Но здесь как раз можно было ставить точку и прощаться, потому что остальные вопросы и ответы были уже недостойно пространными для состоявшегося события на линии нашей общей судьбы. А как там Маша? Что за жизнь на Дальнем Востоке? А у нас тут такая жара! Вы тоже страдаете? Так Вы тоже – из Усолья? Как послали туда по линии партии, с тех пор там и живу…
Меня из разговора, к моему облегчению, изъяли, и я, уже с разжатой пружиной напряжения от скованности внутри с самого утра, наконец успокоилась – в ожидании гостеприимного застолья поглядывала на сияющий самовар, который эффектно венчал композицию из расписного чайного сервиза на отдельном круглом столике с витыми ножками, стоящем поодаль.
Два раза появлялась эта бабушка, испугавшая меня внешним видом. Сердито (на всю громкость) переставляла какие-то предметы за моей спиной, так ничего и не поняв, что за люди приехали и нарушили покой – или даже комфорт – их загородного