– Калеб? – Я оседлала его колени. – Это было ее мороженое?
Он не мог никуда деться и потому посмотрел мне прямо в глаза. Это всегда вызывало у меня нервозность. У Калеба были пронзительные глаза – глаза, которые подмечали все твои грехи.
Он вздохнул.
– Да.
Я немного опешила от того, что он признал это. И неловко заерзала на его коленях, поскольку была не уверена, что мне стоит задавать неизбежный следующий вопрос.
– Понятно, – сказала я, надеясь, что он что-то объяснит. – Мы можем об этом поговорить?
– Тут не о чем говорить, – отрезал он.
Я поняла, что это значит. «Тут не о чем говорить», значит – «я не могу об этом говорить, потому что мне от этого все еще больно». И – «я не хочу об этом говорить, потому что я с этим еще не закончил». Я соскользнула с его колен и села на диван. Мне было не по себе. Я хорошо знаю мужчин, и по опыту мне известно, что ничто не может сравниться с воспоминанием. Для меня нехарактерно не быть этим самым воспоминанием, так что я не знала, как мне действовать в этом случае.
– Разве меня тебе недостаточно? – спросила я.
– Тебя более чем достаточно, – серьезно ответил он. – До твоего появления я был совершенно опустошен.
Если бы я услышала это от какого-то другого мужчины, это бы прозвучало пошло… избито. Мне доводилось встречаться с поэтами и музыкантами, и они все были достаточно красноречивы, чтобы от их речей у меня по коже бегали мурашки, однако никто из них никогда не вызывал у меня таких ощущений. Но, когда это сказал Калеб, мое сердце наполнилось теплом.
– Но я говорил тебе с самого начала, что я не готов. Ты не можешь починить меня, Леа.
Я поняла, что он сейчас сказал, но я ему не поверила. Конечно же, я могла починить его. Он только что сказал мне, что я заполнила пустоту в нем. Но о чем мне совершенно не хотелось думать, так это о том, из-за кого образовалась эта пустота… и какого размера дыру его бывшая проделала в нем.
– Я не пытаюсь починить тебя, – сказала я. – Но у меня зарождаются серьезные чувства к тебе, а ты, в сущности, отвергаешь меня ради упаковки вишневого мороженого.
Он рассмеялся и снова посадил меня к себе на колени.
– Я не стану жить в одном доме с женщиной, пока не женюсь на ней.
Я не слышала таких вещей ни от кого с тех самых пор, когда мне было пятнадцать лет и мои родители заставили меня поехать в библейский лагерь.
– Отлично, – ответила я. – А я не стану спать с мужчиной, пока не выйду за него замуж.
Калеб устремил на меня взгляд, говорящий: я могу иметь тебя, когда захочу, ия так смутилась, что не знала, поцеловать мне его или покраснеть. Какие попытки соблазнить его я бы ни предпринимала, он всегда переигрывает меня. Власть, подумала я с ослабевающим интересом, потому что он уже целовал меня. У него есть надо мной власть.
Мы больше не заговаривали