Ирэн выскочила из купе, все так же босиком, в легком одеянии, с распущенными волосами цвета горной ржавчины. Она уверенным шагом направилась вдоль коридора, все ближе и ближе подходя к тамбуру, минуя его, а следом проходя еще коридор. Пока не оказалась у выхода.
Она тяжело дышала, нервничая, но поезд начал замедляться, а ее дыхание – выравниваться. С каждым плавным толчком по мягким рельсам ее сердцебиение становилось спокойнее. Солнце, словно золотистый чай в кружке, выскользнуло на ярко-голубое небо. Сочные цвета. Изумительное сочетание.
Смерть на перроне
Ирэн кусала губы в нетерпении. Ей было одновременно и страшно, и волнительно. Ведь она не знала, что ждало впереди. Не знала и знала наверняка. Двоякое ощущение зародилось внутри, как нечто первородное, древнее. Сомнения всегда преследовали человека, невзирая на его статус, уверенность.
Она тяжело дышала, отводя взгляд от окна каждый раз, когда поезд дергался. Но в какой-то момент Ирэн замерла.
– Пустыня Последнего Вздоха.
Брам Квал незаметно оказалась совсем рядом. Она не касалась, ничего не говорила, ничего и не делала. Лишь стояла подле Ирэн, словно в ожидании чего-то.
– Моя остановка, – прошептала девушка.
– Да, госпожа Ирэн. Вы готовы?
Она неопределенно улыбнулась проводице, поправляя прядь волос. Пальцы слегка подрагивали. Такие непривычно шершавые на ощупь. Ирэн посмотрела на свое отражение в дверях, кое-как собираясь с мыслями.
Была ли она готова?
Бабушка всегда говорила, что любовь – это иллюзия. И главное в жизни – прощение. Ирэн улыбнулась, помня ее, статную, высокую женщину, которая нежно любила свою единственную внучку, смирившись со всем. Ее прохладные ладони всегда обнимали так тепло, а рядом было уютно.
Ирэн толкнула дверь и стала спускаться. С каждым шагом двигаться становилось все тяжелее, словно груз минувших лет опустился на хрупкие плечи.
Бабушка всегда поджимала губы, когда была недовольна. Например, когда пришлось оставить собаку и покинуть дом, с любовью обставленный, созданный своими руками. Собака, прекрасная, белоснежная Евангелина, преданно охраняла их, не пуская чужих на порог. Но, к сожалению, выпуская и своих.
Ирэн коснулась босой ногой перрона, все еще крепко держась за поручень, словно не желая отпускать поезд. Не желая, чтобы он ехал дальше без нее. Пальцы сдавливали металл, мягкий и податливый. И снова сотни маленьких глаз окнами уставились на нее.
Она безумно любила отца, и ей так не хватало его. Чуткий и заботливый, он не бросал ее. Пережил измену жены, ее уход, и встал на ноги, чтобы вырастить дочь.
Ирэн коснулась пальцами кулона на шее, маленького синего сердца, как в старом фильме про огромный корабль. Отец тогда пошутил, что внутри хранилась вода из того самого океана. А в воде – частичка воспоминаний о той ночи.
– Прощайте,