– Я пытаюсь тебя поддержать, – заявил он очень серьезно. – Я пришел к тебе, несмотря на то, что ты меня тогда послала.
– Непохоже, чтобы ты, Сережа, сильно горевал, – упрекнула слишком взволнованно.
А у него, после ее неподражаемого произношения его имени, горячая волна по позвонкам сбежала.
– Горевал, вообще-то. Все? – лишил дара речи, никак иначе. Взглядом дал еще больше пояснений, чем этим скупым признанием. – На этом закончим. Я мусолить одно и то же не люблю.
– Как будто я люблю…
– Знаю, ты очень расстроена. Выговорись. Мне можешь сказать все. Клянусь, что останется между нами. А потом разберемся с остальным.
Благодаря Леське примерно представлял и то, как Ника переживает произошедшее, и то, что должно принести ей облегчение.
Переместился к изножью кровати. Уперся спиной в стенку шкафа и стал ждать ее реакции. В узком пространстве полумрака смотрел на нее непрерывно. Просто не мог заставить себя отвести взгляд. Сорвался, ведь, как наркоман.
Смотрел, смотрел, смотрел…
Видел, что она снова начинает злиться. Но никак не мог прекратить. Ему необходимо было ее видеть. Наверстать. Запомнить, мать вашу, еще детальнее.
Возможно, когда-нибудь он позволит себе написать ее чертов словесный портрет.
– Я ничего тебе рассказывать не буду, – выдавила Доминика решительно и скрестила руки на груди.
Не отреагировал. Даже не моргнул.
– Перестань пялиться.
– Начинай говорить, я не буду смотреть.
– А больше ты ничего не хочешь? Может, мне еще раздеться?
– Можно.
– Я вот все равно не понимаю, зачем ты пришел? На что рассчитывал? Что я с горя брошусь тебе на шею?
– Не надо бросаться мне на шею. Я тебе другое предлагал.
– Предлагал… – ее голос впервые дрогнул. – У тебя все так просто.
– Вообще, нет.
– Нет?
– Нет.
Обхватив дрожащими пальцами растрепанную косу, безуспешно попыталась привести в порядок светлые прядки.
– Ладно… – вздохнула расстроенно. – Слушай. Только не смотри на меня. Сейчас.
Градский опустил взгляд вниз, и тело Ники ударила первая дрожь. Закрыв глаза, она прижала голову к согнутым перед собой коленям.
– Закревич подвез меня к общежитию и напросился провести до комнаты, – начала говорить то, что в какой-то момент, вопреки ее желаниям, потребовало выхода. – На улице было холодно, и мы оба промерзли. Стас… Он попросил чаю, чтобы согреться. Я сама разрешила ему войти. Пока готовила все необходимое, он вдруг притиснул меня к стене и… попытался поцеловать. Я оттолкнула и… ему это сильно не понравилось. Он бросил меня на кровать и прижал к матрасу. Я… тогда подумала: как я смогу вырваться, если не могу даже пошевелиться? И… мне стало страшно, как никогда в жизни, – таких подробностей даже сестры не знали, все в себе держала.
А теперь сама понять не могла, почему доверила свои чувства именно Градскому.
Замолчала. Слушая образовавшуюся тишину. Слушая свое тяжелое прер�