– Молчи, Кузя. Молчи. Когда ты уже научишься?
– Я в своей комнате. Хочу – говорю, хочу – нет. А ты можешь не слушать. И вообще…
После он сам себе покается, и сам себя осудит.
После…
Резко задрав штору, стремительно нырнул в бордовый полумрак. Двинулся на сжавшуюся в уголке девушку. Она что-то пропищала в знак протеста, но как только Градский остановился – ответно замерла. Широко распахнув глаза, смотрела на него с запредельной озадаченностью.
Маленькая наивная Ника.
Пока она увязала в смятении, в его испорченном подсознании родилась потребность: максимально ограничить ее подвижность. Разместил одно колено между бедер девушки, второе – с внешней стороны. Выставил по бокам ладони. Кузя, будто под гипнозом, следила за этими действиями с неожиданным смирением. Придвинувшись ближе, словно то самое животное, которое полтора часа назад бесновалось и жаждало убивать, вдохнул в себя ее запах. И он ему невероятно сильно пришелся по вкусу.
Внутри все задрожало. Распознал свирепое сексуальное возбуждение и еще какой-то долбанный трепет. Остальное легло на душу неразделимой массой.
В очередной раз подвергся шекспировским страстям: уйти или остаться?
Стиснув зубы, посмотрел Доминике прямо в глаза, напоминая себе, что пришел не за тем, чтобы ее обнюхивать.
«Сука…»
Вот только и она в ответ так смотрела, что дух захватывало, и все мысли сбивались в кашу.
Не к месту и совсем не вовремя вспомнилось, как Леська несколько лет назад, треща по телефону, сообщила одной из подруг: «Он только обнял меня, а у меня в животе бабочки закружили, представляешь?»
У Кузнецовой ничего еще не было, теперь он это знал. И поразился своему скотскому желанию стать тем, кто разбудит этих бабочек.
Не стоило об этом даже думать. Вот только мысли эти, мучительно волнующие, никак не хотели отступать.
Град сам себе не верил, настолько все ощущения казались невероятными. Ничего подобного и вообразить бы никогда не смог. А сейчас… Старался не дышать, а все равно в груди все гремело.
Утвердил новую оправдательную теорию: просто давно ее не видел. Давно не чувствовал, забыл, какую странную это имеет силу. Вот эмоции и кипели, как в те первые встречи. Видел бы Кузю регулярно – уже бы привык, реакции бы стерлись.
Доминика мало что понимала в отношении полов. Но то, что дыхание Градского участилось, не могла не заметить. И то, как он смотрел на нее, словно ему от нее что-то смертельно необходимо – тоже.
Реагируя на близость Сергея и жар его взгляда, Нике вдруг захотелось сместиться ровно настолько, чтобы ему пришлось ее поймать.
«Господи, Боже мой!»
«Какая неуместная глупость!»
Преследуя это постыдное желание, щеки моментально запылали смущением.
– Что тебе от меня надо, Градский? – выпалила сердито.
И он поразил ее своим невозмутимым откровением.
– Хочу смотреть на тебя.
– Еще не насмотрелся?
– Нет.
Толкнула