– В Шаббе детям добавляют имена матерей после их собственных, так что Фэллон будет Фэллон эмЗендея. – Коса ярко-оранжевых волос Юстуса цепляется к темно-синему бархату, подчеркивающему строгие линии его четырехсотлетнего тела. – «Аби» означает «дорогая».
Вибрации сердца обвиваются вокруг ребер и хлещут по коже – точно попавший в сеть змей.
– Разве тебе не хочется поскорее ощутить свой истинный потенциал, Маленькая королева? – шепчет Мериам из тьмы.
Я уже готова заявить, что не намерена вступать в брак, который запланировал для нас Данте, но, к счастью, меня опережает бурчание Юстуса:
– Что Данте сказал тебе о шаббинской речи, Мериам?
Тон у него как у престарелой директрисы Алисы, когда она отчитывала нас с Сибиллой за испачканную во время игры одежду.
Я облизываю губы.
– Что она сказала? – Боги, лишь бы румянец на щеках не выдал того, что я лгу!
Знает ли Мериам? Наверняка знает, раз продолжает говорить на шаббинском. Станет ли это нашим маленьким секретом? Впрочем, о чем это я? С какой стати этой женщине секретничать со мной?
В комнате воцаряется тишина.
– Простите меня, Маэцца. Я позабыла, что Коста велел сжечь все шаббинские книги в тот день, когда бросил меня в темницу вместо своей кровати.
От признания Мериам ненависть к первому королю-фейри разгорается еще сильнее, и не из-за заключения – это было вполне заслужено, – а потому, что он уничтожил чужую культуру в попытке переписать историю на свой лад.
– Приступим к свадебной церемонии и освобождении магии, пока луна яркая. – Юстус перебрасывает волосы, собранные в длинный хвост, через плечо.
Откуда им всем знать, насколько яркая луна? Где-то в подземелье есть окно? Разве такое возможно?
– Освети хранилище! – командует Юстус.
Из ниоткуда появляется мужчина с янтарными глазами: кадык перекатывается на горле, когда он сжимает руку и окутывает ее огнем. Стоя на месте, огненный фейри направляет языки пламени к дальней стене: они разбегаются в разные стороны, образуя полосы различной длины, которые заливают черный свод светом. Меня ослепляет пылающий лючинский герб в виде солнца, и глазам требуется несколько мгновений, чтобы привыкнуть.
А когда они привыкают…
Хотя комната сверкает от залежей богатств, единственное, что я вижу, – это женщину, сидящую на золотом троне: одна рука покоится на коленях, другая – на подлокотнике. Юстус упомянул о нашем сходстве, но я не была готова к тому, насколько она похожа на мою маму, которую мне не суждено встретить.
Самая жестокая колдунья, когда-либо жившая на свете, не только внимательно изучает меня в ответ, но и ее красивые губы изгибаются в улыбке, которая словно кинжалом прорезает идеально гладкое лицо.
– Здравствуй, дорогая Фэллон.
Глава 7
Я застываю на пороге. Кажется, даже воздух