– Мы не договорили!
Адрия лишь грубо толкает парня в плечи. Кто он такой, чтобы судить ее? Чтобы делать такие мерзкие выводы и тем более чтобы удерживать ее тут, требуя объяснений?
В ответ Лайл лишь наступает на нее. Ближе. Так, что между ними остаются считаные сантиметры. Воздух звенит от напряжения, а где-то вдали раздается школьный звонок.
Мартин продолжает, чеканя слова:
– Если ты что-то сделала, ты пожалеешь, обещаю тебе!
– Сам ты пожалеешь, урод, лучше бы следил за братом! – Она упирается ладонями в его крепкую грудь, не позволяя приблизиться, но яростное лицо мелькает прямо перед Адрией, выплевывая слова так, что они почти обжигают кожу:
– Только посмей подойти к нему еще раз, и я превращу твою жизнь в ад.
Как будто еще нет. Как будто они уже с этим не справились – люди, которым плевать на других и которые швыряют чужие чувства в топку своего эго. Их жадное, прожорливое эго требует чужого страха, покаяния. Власти. Таким людям не говорят, что они не правы. С такими людьми Роудс не разговаривает вовсе.
Адри слишком хорошо знает таких людей, чтобы вестись на подобные угрозы. Но угрозы в этой ситуации больно царапают ее за живое, врезаясь тупым непониманием в мысли, – что она сделала? Никто не будет разбираться.
Роудс сильнее упирается в гуляющие под футболкой мышцы, отталкивая Лайла. Все поводы и причины остаются за бортом бездонного раздражения, канут в омуте. Не важно, с чего они начали, важно то, кем он себя возомнил, чтобы угрожать ей. Ей больше не двенадцать, чтобы она отступала в страхе.
Адри рычит ему в лицо, не выказывая ни оттенка испуга:
– Моя жизнь уже ад, идиот!
Мартину Лайлу этот ответ не нравится. Наверное, потому что ничего больше предложить он не в силах. Но сквозь злость на лице прорывается оскал, плотоядная, злорадная ухмылка:
– Ты что, бесстрашная, а?
Резко очерченный подбородок парня задирается вверх для усиления его слов.
Он игнорирует руки Роудс на своей груди, но вздрагивает, когда острые девичьи ногти больно врезаются через ткань футболки в кожу. Гадкая усмешка подбирается к уголкам губ.
– Хочешь отправиться за решетку вслед за предками? – он хрипло выдыхает в ее лицо слова. Слова, которые бьют под дых, заставляя все внутри Адри сжаться в судорожном спазме.
Она замирает в ледяном оцепенении, пока Мартин Лайл, нащупав слабое место, продолжает чеканить фразы, застыв над ней угрожающей тенью и обжигая горячим дыханием:
– Дочь уголовников, да? Метишь сразу в одиночную камеру или в общую? – Усиливая наступление, он усмехается, и линия губ сильнее надламывается в ядовитой издевке. – Не зря говорят, что ты дикая. Тебе нельзя в общество, Роудс, ты опасна для окружающих.
Адрия крепко сжимает челюсти, прожигая Лайла взглядом. Он никогда не сможет понять, что она вынуждена показывать зубы таким, как он, иначе они раздерут ее на жалкие ошметки. И тогда Адри больше не сможет