Праздник скоро,
город умытенький.
Народ умильно
Поспешает на митинги.
В стойке смирно,
Всему служа примером.
Голосует за мир и за ответные меры!
Выебли Европу
Рейган и Андропов!
Выебли Европу
С двух сторон!
Охренеть, да? Совсем страх потеряли. Гонка вооружений им не нравится. Слава КПСС, комитетчики долго терпели. Может им даже (как мне) нравились песни из прошлых альбомов Алекса, типа:
Серая шинель
Догоняет меня.
Стой – она кричит.
А то стрелять буду я!
Или вот моя любимая:
Звери добрые придут ко мне
Чтобы рассказать мне о вине.
Кошка крикнет – Мяу,
А собачка – Вау.
А я им отвечу – Ау-ау-ау-ау-ау.
Может, они вообще были настоящими меломанами и ценителями панк-психоделии, эти комитетчики, и готовы были простить Алексу и Бегемоту все их антисоветские эксперименты как единственным представителям этого жанра. Может быть. Только вот про генерального секретаря-то зачем петь? Еще так грубо, неделикатно. Пели бы себе на здоровье про американского президента. А тут еще какой-то знакомый музыкантам морячок этот альбом про Рейгана и Андропова собрался вывезти в забугорье. О чем наивный морячок безответственно протрепался по телефону. Тут уж терпенью «кровавой гэбни» пришел конец и борзых панк-рокеров дружно вызвали на допрос в Серый дом на Литейном. «Кровавые гэбэшники» позднего СССР, конечно, выглядят утонченными гуманистами по сравнению с нынешними стражами демократически выбранной власти. Сейчас ребятишкам за такие песни, как пить дать, впаяли бы реальные, или хотя бы условные срока, как преступной группе, призывающей к смене власти, и кислород бы перекрыли навсегда. Ну, а сначала бы немного попытали для порядка.
А тогда добрые комитетчики ограничились «задушевной» беседой. Очень жесткой задушевной идеологической беседой. Показали ребятам их фотографии и тексты песен, дали послушать их телефонные разговоры, заставили подписать бумаги об отказе от антисоветской музыкальной деятельности. Феде этого хватило, чтобы надолго прекратить панк-пропаганду. У Алекса мозга не было. С него все сошло, как с гуся вода. И уже через пару лет он выбрался из подполья на сцену и скакал там с лохматыми наклеенными бровями в память о последнем большом вожде, скандируя «Брежнев жив!». Гнал в народные уши свою жизнерадостную джамбу:
У