но больше у нее не было.

      На Дворцовой пел каверы миловидный паренек, люди потихоньку собирались вокруг него.

      Гришка отошел чуть в сторону, встал под Ангелом, заглянул ему в глаза. Искалось чего-то утешительного, большого, того, кто объяснит, что все, что происходит, должно происходить.

      Почувствовав странное тепло под левой лопаткой, Гришка повернул голову.

      – Ты говори, говори, Гринь, я не отвлекаю. – Майка подошла чуть ближе, но так и осталась позади.

      – С чего ты вообще взяла, что я говорю?

      – Не знаю. Видно. Я так с речкой всегда секретничаю, например. Это совершенно нормально, Гринь. Ты просто сам какой-то не свой после той пьянки у Дани. Ты всегда пришибленный немножко, но сейчас – особенно. Боря мне ничего не говорит, но я же чувствую.

      – И? Если я даже какой-то не такой, причем здесь ты?

      Гришка обернулся, побоявшись, что слова его могли прозвучать слишком грубо, но Майка только пожала плечами.

      – Сама не пойму, почему мне есть до тебя дело. Пойдем. Сядем, музыку послушаем.

      Сидеть на камнях мостовой, щуриться от солнца и слушать всякое, знакомое с детства, и вправду оказалось хорошо. Гришка даже что-то пробубнил себе под нос, когда все хором орали «Батарейку». Света жалась к нему, и он ее обнял, почувствовал тепло, и ему стало спокойно. Хотя бы на время.

      Когда шли по Невскому, был уже одиннадцатый час, но народу, кажется, только пребывало, и «Выхода нет» возле метро пришлось слушать уже преодолевая порядочное сопротивление толпы.

      Гришке впервые подумалось, что с приходом тепла, весь центр города покрывается звуковыми пятнами – не успеваешь выскользнуть из одного пузыря музыки, как уже попадаешь в другой.

      Стали прощаться – Боря целовал Майю, Майя обнимала Свету, Майя целовала Борю, Боря обнимал Свету, а Гришка, как обычно, стоял чуть поодаль, в ожидании, пока вся эта канитель кончится. Света убежала первой – сестра уже ждала ее в метро, и Гришка почувствовал облегчение. Пожимая Борису руку, Гришка покосился на Майку и вдруг поймал себя на очень странной, болезненно-приятной мысли. Он затаился. Вытянулся. Сглотнул. Робко покосился в Майкину сторону.