– Иеото неможвно… – ее голос стал каким-то жеваным и странным. Я с трудом поняла, что она сказала – «это невозможно». Слова звучали, как у глухого человека, который пытается говорить, сознательно напрягая связки, но получается плохо, потому что он не слышит собственного голоса. Только она все прекрасно слышала…
– Воштыамойидал…
Это я уже не поняла.
– Чтобы к этому привыкнуть, нужно практиковаться несколько лет, – ответил майор.
Точилина в панике попыталась встать, но у нее ничего не вышло. Ее конечности неуклюже отталкивались от пола, но принять какое-то равновесное положение не получалось.
И тогда она начала кричать. Крик ее скорее напоминал какой-то ужасный утробный вой.
Родионов выругался, деловито подошел ко мне, пройдя мимо Ростовцева, и снял с меня полотенце, освободил мне рот. Затем вернулся к катающейся по полу Анне. Несколько раз ударил ее в лицо – без злости, совершенно хладнокровно, чтобы не дергалась. Пока она морщилась от боли, майор заткнул ей рот так же, как она затыкала его мне, затем перевернул ее на живот и застегнул браслеты наручников у нее за спиной. Я увидела на спине его куртки след от пулевого ранения с запекшейся кровью, но непохоже было, чтобы рана хоть как-то ограничивала движения Родионова.
То, что он сделал с Анной, было вне моего понимания.
Пока майор вязал Точилину, Дима стоял рядом, не шевелился и безотрывно смотрел в зеркало, на отражение нашей несостоявшейся убийцы. Не знаю, что он там увидел. Видимо, все никак не мог отойти от шока.
Закончив с наручниками, Родионов взял из ящика стола длинный кухонный нож и снова подошел ко мне.
– Потерпи, – коротко сказал он и деловито просунул лезвие между моим запястьем и пластиковой стяжкой. Одно движение – и пластик с легким щелчком разорвался, наконец-то освободив меня.
Отвлекшись от зеркала, Ростовцев, наконец, пришел в себя и бросился ко мне.
– Ты цела? – обеспокоенно спросил он.
– Да, все нормально. Она меня не тронула.
Родионов подошел к брошенному Точилиной пистолету и аккуратно поднял его с пола, обернув носовым платком.
– Интересно, откуда у нее такая крутая волына… – сказал он.
– Это мой, – честно признался Дима. – Дал ей для самозащиты.
– Держи, гений, – Родионов вернул оружие владельцу. – И впредь не суй свой ствол кому попало.
Прозвучало крайне двусмысленно. Очевидно, так и было задумано.
Дима ничего ему не ответил. Помог мне подняться.
– Что вы с ней сделали? – спросила я у майора.
– Применил немного малоизвестной, но эффективной психотехники. Не смогу объяснить, это нужно прочувствовать.
Какая такая психотехника? Что за чушь? Но пояснять он, очевидно,