Синцов разогнулся, шумно выдохнул.
– Где все? – просипел Дед. – Надо спуститься и посмотреть, что там. Потушить пожар, а то все сгорим.
– Хорошо, я посмотрю.
– Сейчас, подожди! – Дед подошёл к одному из ящиков и приподнял крышку – обувь. Не то. Приподнял лампу, открыл ящик под ней – тряпьё. Ага, то что надо. – Вот, возьми, прикрой нос со ртом, иначе надышишься дыма. – Старик плеснул на тряпку из фляги немного воды, отжал и передал мальчишке.
Перехватив оружие, Володя приложил к носу тряпицу и осторожно шагнул к проёму, перегнулся через перила, заглянул вниз и двинулся дальше. Идя по лестнице, юноша откидывал длинную нестройную тень, которая вытанцовывала какой-то дикий танец, повинуясь открытому пламени на нижнем ярусе убежища. Дед наблюдал, как юноша спускается, и вот уже парень скрылся из виду – были слышны только шаги. Потом стихли и они. Наступила тишина. Слишком долгая, затянувшаяся тишина.
– Володь, ну что там?! – хотел крикнуть старик, но голос от страха дрогнул, и последние слова он прохрипел.
Прошло несколько долгих минут, но снизу по-прежнему не доносилось ни звука. Тишина словно охватила весь бункер, давила на уши. Слышалось только собственное сердцебиение и хриплое дыхание. Взяв фонарь в левую руку обратным хватом и направив его луч вперёд, Дед положил стволы ружья на локтевой сгиб и осторожно двинулся к лестнице. Выступившая на лбу испарина холодными каплями начала стекать на глаза.
– Вова, не пугай меня, ты как там? – дрожащим голосом попросил Синцов.
В ответ внизу резко, словно задули пламя свечи на торте, потух огонь, потянуло сквозняком. Провал лестничного марша охватила темнота, густая, словно вода. В один миг она заполнила нижний ярус и подступила к краю провала, готовая выплеснуться и затопить всё убежище. Неожиданно закружилась голова, в животе замутило, стены будто стали давить на Синцова со всех сторон, он почувствовал себя таким маленьким – единственным человеком на всей земле. В сердце закралось невероятное отчаяние, слёзы покатились из глаз… Страх сковал старика, тело отказывалось подчиняться ему, застыло как изваяние.
Словно в чёрно-белом кино, из жидкой темноты нижнего яруса длинной тенью медленно и неслышно выросли сухие корявые ветки. Хотя нет, не ветки. Что-то эластичное, но достаточно крепкое. Множество упругих жгутов и жгутиков. Шевелясь, словно копна чёрных волос, они, извиваясь, карабкались вверх, ощупывая ближайшее окружение, ползли по стенам, обматывались вокруг перил. В жёлтом свете керосинки поверхность щупалец блестела, переливаясь красно-бурыми оттенками. В спутанном клубке показались обрывки одежды, испачканные бурой массой, куски плоти.
Старик, заворожённый, уставился на существо и, кажется, даже перестал дышать. Мышцы разом ослабели, ноги потяжелели, пальцы разжались, и фонарь выпал из рук. Металлический корпус