Тут было людно. Чуть левее, ближе к окнам, был накрыт стол, за которым сидели восемь персон. Трое монахов и трое мирян, явно высших сословий. А кроме того, Нгаванг Лобсанг Гьяцо в церемониальном приёмном облачении и невысокий худой мужчина в шикарных шелковых одеждах желтого и зелёного цветов, украшенных богатым шитьём. Если кто-то из присутствующих и обратил внимание на необритую голову вошедшего, то виду не подал.
Мастер же на мгновение замер, сраженный неожиданным ощущением дежавю. Он уже был в этом зале. Он уже видел эту трапезу и этих людей. Мог назвать каждого по имени. Назвать тайные и явные мотивы, что привели их сюда. И, конечно же, не смог не опознать мужчину в желто-зелёных шелках. Вождь хошутов, внук Гуши-хана, сын Далай-хана, отравивший собственного брата Лхавзан-хан.
Алчность и пороки этого тщедушного человека были безмерны. Желание, подобно своим предкам, именовать себя ханом Тибета снедало его изнутри. Ради этого он был готов на всё. И именно в этот день решилась судьба Лхасы. Нерешительность Деси Сангье Гьяцо, его гуманность и вера в «меньшее из зол» не позволили ему свершить предначертанное. Не позволили остановить этого обуянного демонами человека.
Мастер, шаг за шагом повторяя то, что уже делал ранее, шагнул в сторону стола. Подхватив по пути кувшин с вином, он задумчиво покрутил на пальце небольшое серебряное кольцо с зелёным камнем. То же самое, которое не давало ему покоя и в прошлый раз. То самое, которое содержало в крохотном потайном отделении порошок, который жители давно почившей в веках страны Та-Кемет называли «огненным ядом». То самое, которое он не решился пустить в ход.
С этими мыслями Деси Сангье Гьяцо подошёл к столу и с придворной учтивостью наполнил бокалы спутников хана и его собственный. Но в этот раз он не знал сомнения. Неуловимо малая доля ядовитого порошка отправилась в бокал хана вслед за свежим вином. Однако, видимо, что-то в действиях монаха насторожило гостей. Лхавзан-хан поднял кубок, внимательно рассмотрел его и обратился к деси:
– Не изволит ли регент властителя Лхасы разделить со мной глоток этого чудесного вина?
Голос хана был высок и скрипуч, а на лице его блуждала странная, какая-то бесноватая улыбка. Он внимательно смотрел на регента и ждал ответа. Его сановники приосанились и, кажется, положили руки на эфесы мечей.
– Монашествующий не оскверняет уст вином, – начал было Нгаванг Лобсанг Гьяцо, но деси жестом остановил его.
– Монахи действительно не оскверняют своих уст вином, – тихо произнёс он, едва заметно поклонившись, – но неизменность наших дружеских чувств к правителю Хошутского ханства превыше монашеских обетов.
С этими словами Деси Сангье Гьяцо принял кубок