Мастер закрыл глаза и будто бы вознёсся над бесконечным подъемом. Он видел, как три десятка человек, не озираясь, бегут вверх по ступеням, сжимая в руках испачканные кровью короткие мечи с закруглёнными рукоятками. У некоторых, впрочем, были копья. Видел Мастер и себя самого во главе этого отряда. Невысокий, лысеющий, в оранжевых одеждах, вцепившийся в рукоять ритуального кинжала Пхурба, притороченного к поясу, он что-то кричит своим людям. Кажется, это фраза: «Мы опоздали».
Преследуемые воинами Лхавзан-хана, разбитые, потерявшие девять десятых от числа принявших бой, они что было сил неслись под спасительную сень дворца Потала. Израненные, запыхавшиеся, буквально травимые двумя сотнями отлично подготовленных бойцов, они достигли великой лестницы, но всё равно опоздали. Над далёкими, но всё же различимыми в утренней дымке воротами развевались знамёна рода Борджигин.
Дворец был захвачен. А следовательно, тулку Ригцзин Чжамьянг Гьяцо пленён или даже мёртв. Всё было зря.
Названный Мастером открыл глаза. Он вновь видел те самые врата, но в этот раз развевались над ними красные флаги и солнечно-желтые звёзды. На миг поднявшийся ветер распахнул полотно стяга, и звёзды затрепетали над древним дворцом.
Мастер вздохнул. Он медленно продолжал подъём, восхищаясь величием приближающихся стен Белого дворца. Ему помнился каждый шаг. Каждая ступень. Да, именно тут, когда стены крепости были так близки, всё и было кончено. В живых не осталось никого, а сам он был схвачен и, кажется, избит. Жизнь его, конечно, оборвалась не здесь. Казнённый при большом стечении народа, он окончил свой жизненный путь двумя неделями позже. Но именно тут, на белых ступенях дворцовой лестницы, было проиграно всё. Оставшиеся дни прошли в тишине и бесконечной молитве. Или, как сказали бы сейчас, в медитативном трансе. Он не слышал вопросов дознавателя, не воспринимал издёвок хана и не чувствовал ударов тюремщиков.
Утро между тем полностью вступило в свои права, и свежесть восхода отступала под его напором. Ветра не было. Становилось душно. И названный Мастером испытал некоторое облегчение, когда подъём завершился, ведь под сводами дворца царила прохладная нега.
Мастер шёл по коридорам, казалось, без всякой цели. Шагал медленно, иногда замирая, закрыв глаза, время от времени касаясь рукой стен, будто желая ощутить их вещественность. И на всём протяжении своего пути он не встретил ни единого человека. Дворец был, кажется, совершенно пуст.
Никто не мешал Мастеру наслаждаться красотой серебряной статуи Падмасамбхавы в Южной часовне. В той самой часовне, где некогда Нгаванг Лобсанг Гьяцо впервые предложил ему стать деси, или, как это примитивно называют сейчас – регентом Пятого Далай-ламы. Он помнил тот долгий и тягостный разговор. Помнил грусть в глазах величайшего из властителей