платками – узнаешь тепло в глазах? В каком ином краю это было?.. Стукает ли еще лестница чугунная, того самого утлого нашего домишки в два этажа?.. – по ветру носится. Пустая беседка. Хромые лавочки. Фонарь понурил голову – устал. Выплевывают подъезды угрюмые мордочки, похожие на мокрых злых кошек. Мир оцифрован, и оцифрована наша душа. Дом стоит – Кощей Бессмертный; но сегодня и он умирает, и царит тут странная запустелость. Он удивленно моргает драной тряпкой, налипшей на червоточине окна, и будто спрашивает весь мир: когда же все это кончится?! в загогулинах нашей памяти, в этих поблекших взглядах стоят и стоят сумрачные портреты милых сердцу людей; молчит мир, молчат вымыслы его. Скоро и мне молчать. На дворе – тихое журчание: это жаворонок. Зачем ты возвращаешься на наши могилы, одинокий пастух? Разрушен дом – и ты разрушен, и все родные голоса. Возвращаешься туда, где все знакомо, где мама молодая… и отец живой; где живые трели детских смехов; где милый двор вне времени, земля твоя родная: комнаты, дышащие убогостью и скудостью, – святой уголок сердца твоего; где скорби и любовь еще не ушли, не исчезли; где еще звучат голоса летнего дня… – не растерять бы всех теплых дней в судьбе! Веселый мальчик, ребенок света, точная наука сейчас в твоих руках – это память. Слушай ее, как музыку, – с закрытыми глазами. Бог гладит душу твою теплой рукавичкой воспоминаний. Мистерии земли объединяются с небесами; близкие, ушедшие в вечность, снова проходят с тобою рядом, слившись в алом мерцании утренней зари. Крикнешь им в синие дали: «Робята! Да будет свет!» – и станет свет. Прости обиды, цветы принеси. И плачь, малыш… горько плачь, пока есть слезы, – тогда ты снова эпицентр мира, ты снова – человек!