– У тебя встреча с подружкой?
Знахарка скидывает одеяло, открывает дверь, и кот выскакивает на улицу.
Каждый раз, когда приходила Лола, Душегуб прятался, и Лола думала, что знахарка живет в лесной хижине совсем одна.
– Не страшно? В этой глуши в горах посреди ночи, где никого нет, кроме тебя?
Глупая бабешка, почему никого – а как же деревья? А кошки, козы, куры, совы, лисы, рыси, чернохвостые олени, монтерейские ночницы, краснохвостые сарычи, серые юнко, пятнистые осы, зайцы-беляки, бабочки-траурницы, долгоносики-скосари, души, покинувшие смертные оболочки.
Одна – если только в смысле людей.
Лола больше не объявлялась с того самого раза, когда подняла крик. Не оставляла записок для знахарки на почте, не приходила. Она тогда не просто кричала. Она нападала. Лола в чудесном зеленом платье нападала. А знахарка нет. Знахарка тогда и рот-то почти не открывала.
Уже полдень, а козы не вернулись. Живот сводит от тревоги. В прошлом году они разорили туристскую стоянку возле железки. Какой-то глупый турист разбросал еду по лесу – сам виноват. Когда знахарка их нашла, он целился в Ганса из ружья.
– Больше не выпускайте их со своего участка, – сказал он, – а то ведь я тушеную козлятинку люблю.
Когда-то в Европе устраивали судилища над зверями[4]. На виселицу отправляли не только ведьм. Одну свинью повесили за то, что та отожрала у ребенка лицо, мула зажарили живьем за то, что с ним совокуплялся его хозяин. Петуха привязали к позорному столбу и сожгли за то, что он пошел против своей природы и отложил яйцо. Пчел признали виновными, когда из-за их укуса погиб человек, и удушили в улье, а мед уничтожили, чтобы он не осквернил ничьи губы.
Та, у кого на губах преступный мед, уронит соленую кровь там, где сходятся бедра. И соль потечет, ибо вкусила она меда пчелы с дьявольским ликом. Лики пчел, свершивших убийство, напоминают лики дохнущих от голода псов, а глаза этих псов так похожи на человечьи.
Apis mellifera[5], Apis diabolus[6]. Если в городе заведутся пчелы с дьявольскими лицами и уронят по капле меда в раскрытые рты, тело женщины, лакомившейся медом и роняющей соленую кровь, нужно привязать путами к столбу – такому, который ее удержит, и высечь. Пчелиный рой нужно загнать в бочку, а бочку бросить в костер, на котором сожгут ту женщину. Сначала загорится лакомый рот, полетят синие и белые искры, потом вспыхнет красное пламя. Обгоревшие трупики пчел пахнут горячим костным мозгом, от этой вони зрителей тошнит, но они все равно смотрят.
Маяк находился в четверти мили от берега, добраться туда можно было только на лодке. Если Айвёр застигал шторм, она ночевала в спальном мешке из оленьих шкур на неровном полу в комнате смотрителя.
Во время шторма будущая полярная исследовательница стояла на опоясывавшей фонарную комнату галерее, вцепившись в ограждение с такой силой, будто от этого зависела ее жизнь. И это действительно было так. Айвёр