Маяк. Филлис Джеймс

ему на пользу и проводятся на том основании, что homo sapiens по своей природе настолько выше всех других видов, что мы имеем право использовать их, как нам заблагорассудится. Мне известно, что министерство внутренних дел проводит постоянный мониторинг допустимых уровней боли и обычно требует детального разъяснения, какие именно обезболивающие средства применяются в ваших экспериментах: это хоть какое-то облегчение. Не поймите меня неправильно – я не член и даже не сторонник организаций, которые причиняют вам неприятности. И не мне их поддерживать, поскольку я и сам получаю пользу от открытий, сделанных благодаря экспериментам на животных, и без всяких сомнений воспользуюсь успешными результатами таких экспериментов в будущем. Кстати говоря, я никак не думал, что вы человек религиозный.

      – Я не религиозен, – коротко ответил Йелланд. – Я не верю в сверхъестественное.

      – Вы меня удивляете. Я заключил, что вы придерживаетесь взглядов Ветхого Завета на подобные вещи. Вы же, как я понимаю, знакомы с первой главой Книги Бытия:

      И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над зверями земными, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле[11].

      Это единственная из Божественных заповедей, которой нам никогда не было трудно придерживаться. Человек – величайший хищник, высочайший эксплуататор, вершитель жизни и смерти, и все это – по Божьему соизволению.

      Мэйкрофт не ощущал вкуса цесарки, словно во рту у него оказался кусок глины. Это была катастрофа. И в самом диспуте крылось что-то странное. Он походил не столько на спор, сколько на соревнование двух чередующихся ораторов, лишь один из которых, Йелланд, говорил с глубоким возмущением. А то, что волновало Оливера, явно не имело никакого отношения к Йелланду. Руперт видел, что глаза Джо ярко блестят, будто она следит за необычайно долгим обменом ударами во время игры в теннис. Пальцы ее правой руки крошили булочку, и она, не сводя глаз со спорящих, отправляла мелкие кусочки в рот, забыв намазать их маслом. Он чувствовал, что кто-то должен вмешаться, но Стейвли сидел, не произнося ни слова, и неловкое молчание становилось все более гнетущим; тогда он сказал:

      – Вероятно, мы все отнеслись бы к этому иначе, если бы страдали от какого-нибудь неврологического заболевания, или от него бы страдал наш ребенок. Вероятно, только такие люди вправе судить о моральной обоснованности подобных экспериментов.

      – Не имею ни малейшего желания говорить от их имени, – заявил Оливер. – Не я начал этот спор. Сам я не имею четко сформулированных взглядов ни за, ни против. Мои персонажи их имеют, но это совсем другое дело.

      – Это отговорка! – воскликнул Йелланд. – Это же вы даете им высказываться. И порой их высказывания очень опасны. И вы неискренни, когда утверждаете,