Кто в безопасности такой, как мы с тобой сейчас?
Кто может нас предать с тобой? Увы, один из нас!
Даже сейчас, когда он лежал, ощущая тепло ее обнаженного тела, предательство проскользнуло в его мысли и свернулось там тяжелыми кольцами, словно спящая змея, изгнать которую оттуда невозможно.
Миранда подняла голову. Она знала, пусть только отчасти, о чем он думает. Таково пугающее свойство любви: он чувствовал, что отдал Миранде ключи от своих мыслей, и теперь она могла входить туда, как только ей заблагорассудится.
– Дорогой, все будет хорошо, – сказала она. – Я знаю, ты беспокоишься. Не надо. Ни к чему. – И снова повторила с настойчивостью, граничившей с упрямством: – Все будет хорошо.
– Но ведь мы нужны ему. Он от нас зависит. Он нас не отпустит. Он не допустит, чтобы наше счастье перевернуло все его существование, нарушило установившийся образ жизни, то, как он работает, то, к чему он привык. Я знаю, некоторым людям такая перемена пошла бы на пользу, только не ему. Он не способен измениться. Как писателя это его сломает.
Миранда приподнялась на локте и посмотрела на Денниса:
– Но, дорогой, это же смешно! И даже если бы ему пришлось бросить писать, неужели это было бы так ужасно? Некоторые критики давно говорят, что он уже создал свои лучшие работы. Да и все равно, ему не придется обходиться без нас. Мы сможем жить в твоей квартирке, хотя бы поначалу, и каждый день ходить к нему. Я найду хорошую экономку, чтобы она жила в Кенсингтон-Хаусе и он не оставался один в доме по ночам. Он даже может счесть, что так ему удобнее. Я знаю, как он тебя уважает, и, мне думается, он к тебе очень привязан. И он захочет, чтобы я была счастлива. Я же его единственная дочь. Я люблю его. А он любит меня.
Деннису было очень трудно заставить себя сказать ей правду. Однако в конце концов он все-таки решился и медленно произнес:
– Мне кажется, он не любит никого, кроме себя. Он – трубопровод. Чувства протекают через него. Он может их описывать, но не способен ничего чувствовать, во всяком случае, по отношению к другим людям.
– Но, дорогой, это вовсе не так! Вспомни всех его героев: какое разнообразие характеров, какая глубина! И все рецензии говорят об этом. Он не смог бы так писать, если бы не понимал характера своих персонажей и не сочувствовал им!
– Конечно, он сочувствует своим персонажам, – ответил Деннис. – Его персонажи – это он сам!
Миранда потянулась к нему и легла сверху, глядя прямо ему в глаза; ее груди, покачиваясь, почти касались его щек. Но вдруг она словно застыла. Он взглянул ей в лицо, теперь поднятое кверху, и увидел, что оно стало серым, как гранит, и словно окостенело от страха. Неловким