– И давно ты вампирша? – поинтересовался у неё Маркус. – Вам холод нипочём, можешь в Северные Королевства путешествовать, их ещё Нордом зовут по-старинке. Там и полярные лисы-песцы, и моржи с тюленями на берегах, и медведи белые, йети косматые, носороги шерстистые… Так давно ты такая?
– Не очень… Меня стрелами проткнуло, и Бальтазар приказал монаху-вампиру меня обратить, – рассказывала девочка. – А потом всякие фокусы показывал! Было здорово!
– Монахи-вампиры… чего только не бывает на свете… – покачивая головой, проворчал альбинос.
– А ты всё ещё готов биться за Клир? – усмехнулся ему Мельхиор.
– Слушай, – повернувшись и нахмурившись, проскрипел Маркус зубами. – Ты вытащил меня с поля боя, вылечил. Точнее, твоя жена. Я не собираюсь быть неблагодарной скотиной. И пообещал вернуть тебе дочь. Но это не значит, что я потом отпущу тебя на все четыре стороны, а не представлю самолично перед императором!
– Представишь, надеюсь, к наградам. Ты бы видел, что я там сотворил для Приска. Думаешь, ты один валялся без сил всю неделю? Меня тоже Марлен от откатов отпаивала, просто я не в лихорадке и конвульсиях барахтался без сознания, – сообщил ему монсеньор.
– Воды не найдётся, добрые путники? – прохрипел один прикованный колодками арестант, молодой парень, склонившийся под тяжестью кандалов и колодок – сдвоенной доски на петлях с замком.
– Тебе б не воды, а шубу какую, снег кругом и так, а тебя на морозе держат, – подметил ему Маркус. – За что осудили-то? – потянулся он всё же за флягой.
– Возглавил группу демонстрантов, выступающих против военных походов императора. Нам чужого не надо, своё б не растерять. Эльфов выселяют, гномов лишают земли, работы, жилья… Знаешь, сколько мастерских осталось без работников? Кое-где даже без владельцев. Сколько трактиров нехватку рук теперь имеют. Поваров нет, официантов. А ещё гончаров, плотников, нянек, учителей, земледельцев… Беглые иноземцы – это немалая часть империи, – заявлял пленник. – Многие думают: разделить их добро – и делов-то. Ведут себя как мародёры какие-то, аж мерзко. А по итогу-то всё равно некому трудиться. Дело-то не в их шмотье и запасах, а в том, сколько они для всех делали!
– И где ж твои сподвижники? Демонстранты, – хмыкнул Мельхиор.
– Кто в темнице, кто на допросах, кого домой разогнали. Некоторые дальше по улице и на площадях с гирями у доски позора, чтобы били или гнилью забрасывали. По всему городу встретите ещё и не раз. Многим предложили на фронт идти служить, так сказать, загладить вину перед своей страной, а я отказался воевать за такие порядки и такого императора. Оставили вот на несколько дней мёрзнуть, чтобы подумал над своим поведением, – хмыкнул черноволосый паренёк, начав жадно пить.
– И что надумал? – поинтересовался у него монсеньор Шорье.
– Да что лучше насмерть замёрзнуть, чем превращаться в таких, как они, – поморщился юноша.
Небольшим, но резким заклятьем Мельхиор сместил доски, высвобождая