– Да. Думаю, поэтому среди нобелевских лауреатов в науке и не видно японских имен. Наших студентов учат не так, как в Америке.
– Вплоть до окончания старшей школы японские школьники значительно опережают американских. Но, поступив в университет, они мгновенно теряют свое впечатляющее преимущество. Для японцев поступление в вуз – самоцель. А уж чему в нем научишься и чем завершится твое исследование, не важно.
– Вот именно, – согласился Фуруи, попивая заваренный мной чай.
– Во главу угла у нас поставлена система стажировок. Главное – получить степень профессора и сделать себе имя, а специальность подойдет любая. Хоть естественные науки, хоть аграрное дело – все равно в твоей родной деревне в этом никто не разбирается. Но, учитывая скорость, с которой в последние десятилетия развивается наука, отставание японской школы ужасает. В Америке стремительно упраздняют старые факультеты и создают на их месте новые, ориентируясь на потребности образования. Японскую же интеллектуальную среду ждет безрадостное будущее.
– В нашей стране ученые не стоят у штурвала науки, а лишь смотрят назад. Заработать авторитет и напустить на себя важности – вот главное, что их волнует. Но скажу начистоту: если бы твой факультет заменили школой молекулярной биологии, назначили его руководителем профессора Тонэгаву[35], а меня освободили от должности, то я бы очутился на улице. Не очень бы я обрадовался.
– И поэтому вы, сэнсэй, и занялись гибридизацией?
– Возможно. Но ты точно предвидел нынешнюю ситуацию. Я даже и не предполагал, что методы генетики устареют.
– Как только передовая науки достигнет предела своих возможностей, она непременно вернется к вопросам эпохи Сократа и Платона. Что есть живой организм? Может ли он быть плодом случайных последовательностей? Имеют ли феномены жизни и мышления материальную природу? В будущем эти проблемы станут еще важнее, чем раньше.
– Что ж, тогда и ты возвращайся к нам. Сейчас нужны такие таланты, как ты.
– Увы, я хорошо понимаю, куда движется естественная наука. Взять хотя бы генетику. Во времена Менделя[36] исследования проводили в основном на горохе и дрозофилах, а сейчас – на бактериофагах[37] и бактериях. Но в фаге лямбда присутствует всего лишь пятнадцать генов. У человека их пятьдесят-сто тысяч. Это все равно что смотреть на картинку салата и рассуждать о вкусе его заправки. Пусть даже со следующей недели эксперименты станут проводить на млекопитающих – сначала на мышах, потом на кроликах, а вслед за ними на собаках и кошках. На девятьсот девяносто девять неудачных экспериментов приходится один успешный. Чтобы доказать гипотезу, связанную с различными видами генетической рекомбинации при созревании организма, нужно распороть живот у десятков тысяч самок, извлечь плод и закинуть его в миксер. А я не Джек-потрошитель.
– А я-то думал, тебе такое понравится.
– Отнюдь.
– Ты