– Ба! Миш… – окликнул меня знакомый хриплый голос. – Ты чего тут мерзнешь?
Я поглядел вдоль улицы. К крыльцу, попивая из жестяной банки кофе, неторопливо приближался Мару. За его плечом висела спортивная сумка, которую он всегда брал, если уходил из лабиринта дольше чем на день. Куда-то туда, в огни неперегорающих рамп.
– С возвращением, – устало улыбнулся я.
Мару поднялся ко мне. Сумку с вещами плюхнул на ступеньку выше, а сам так просто, обыденно уселся рядом, будто мокрое крыльцо было нашим излюбленным местом для пикников.
– Скоро перегорит, – кивнул он на вывеску напротив.
– Ага, – ответил я.
Мару был не многим крупнее меня, но обладал внетелесной, какой-то кармической основательностью. Рядом с ним все замедлялось и упорядочивалось, попадая в гравитационное поле того безмятежного спокойствия, к какому, наверное, приходили буддистские монахи на исходе перерождений.
– Мы встретились с Кристой, – наконец сказал я, потому как на это и было рассчитано наше молчание.
– Здорово, – кивнул Мару. – Как у нее дела?
Я не сводил взгляда с перевернутых букв в луже.
– Мама болеет. Времени мало, нужны деньги. Я вынудил ее позвонить отцу.
– Молодец, – Мару знал, каких это стоило трудов. – Хорошее решение.
Я поглядел на него страдальческой украдкой.
– Мне бы твою уверенность…
Мару посмеялся, отсалютовал банкой.
– Поживешь с мое…
– Да хоть трижды, – я протер лицо ладонями. – Кажется, я все делаю неправильно.
– Многие из нас проходили через это, Миш. Но не переживай: контрфункции – больше, чем мы, и сильнее, чем кажутся. Иначе Дедал их не спас бы.
Я помолчал, затем спросил:
– Сколько раз вы встречались?
– Мы? – удивился Мару. – С Реей, имеешь в виду? Хм, дай-ка подумать… давно это было. – Он поглядел в черное небо. – Четырнадцать раз.
– Сегодня у нас был двадцать первый. Но я до сих пор не понимаю, получается ли у неё что-то, есть ли толк от наших встреч или…
Он коснулся моего плеча.
– Не все пассионарии – контрфункции, но все контрфункции – пассионарии. Это всегда обладатели необычайных взглядов и невероятных устремлений, далеких от того, чем живет простой человек. Им нужно время, чтобы раскрыться. Стать теми, кто сможет влиять на мир. При этом они все равно люди. Живые, колеблющиеся. Сомнения неизбежны, но страдания не бессмысленны. К тому же… – Мару помолчал. – Ты совершил перестановку в одиннадцать…
– Почти в двенадцать, – машинально возразил я.
Он вздохнул.
– Кристе было не многим больше. Сложно сказать, с какими поправками следует рассматривать ваш случай. Вы оба только взрослеете.
– Да при чем здесь… – Я осекся. Я тяжело прислушивался к чужим доводам, если они касались моего возраста, тогда