Я оставляю поцелуй на мамином лбу, немного задерживаясь, чтобы сохранить в памяти ее запах. Они уснули спустя двадцать минут после чая. Мирно и быстро. Как я и планировала. Касаюсь маминой руки.
– Прости меня, мама… Я разыщу папу и передам ему, как сильно мы по нему тосковали. Я вернусь домой с ним вместе. Обещаю.
Я сжимаю в руке инкассаторское письмо, смело перечеркивая имя Зорана в графе виновного. Как раз в тот момент, когда я это делаю, в деревне раздается громкий вой сирены тревоги. Они здесь.
Тихо закрыв входную дверь, я крадучись выхожу из дома. Бегу по ночным улицам, намеренно минуя видимые места, прячась в тени домов от деревенских, которые уже успели пробудиться от воя сирены и сонно выглядывали из окон в недоумении и страхе.
Вскоре, добравшись до центральной площади, я замечаю небольшую раннюю толпу. Решительно шагаю в поток собравшихся, пытаясь пробиться к эпицентру. Я не сразу замечаю двух гончих в черной форме и темных очках, но когда замечаю, то убеждаюсь, насколько они вооружены. На поясах у них висят револьверы и неведомое мне оружие поменьше, похожее на здоровенные иглы.
– Мы прибыли, дабы забрать обвиняемого в совершении преступления! – начинает один из гончих – лысый и высокий мускулистый мужчина, сканирующий толпу, словно зверь. – Код преступления 111. Попытка проектирования машины, применяемой в злодеяниях против всего живого, – скалится мужчина в недоброй ухмылке. – Кто-то желает указать на обвиняемого? Доложить на кого-то еще?
Я протискиваюсь в центр.
– Не стоит! Эта машина у меня в подвале. – заявляю я.
Мне чудится, будто все взгляды разом обращаются на меня. Я сглатываю и бросаю короткий взгляд вниз. Тишина толпы становится невыносимой, даже опешившие гончие не решаются ее нарушить. Я делаю несколько шагов вперед, демонстрируя письмо с гербовой печатью Ведасграда – скрещенные мечи, остриями вниз.
Перешептывания людей долетают и до моих ушей: "Это Дара… Да, та самая Дара с поврежденной головой, с которой дружит Зоран, помнишь? Совсем с катушек слетела, девка. Куда мать только смотрит. Да и та совсем обезумела от горя своего…"
Гончий, который до этого говорил, теперь с неподдельным интересом разглядывает меня.
"Ну… Что ж. Если это не вызывает удивления, то что же вызывет? Я-то полагал, что это будет престарелый мужик в очках. Чокнутый ученый, обозленный на столицу за то, что она выкинула его сюда, или что-то в этом роде… Но нет, – он бросает на меня взгляд с отвращением. – Оказывается, чокнутый ученый – баба.
Откуда-то из толпы раздаются повышенные голоса.
– Нет! Дара!!!