Сегодня был тихий, обыденный рабочий день. Пожелав Зорану спокойной ночи, мы расстались на моем крыльце. Сегодня вечером он собирался помочь своей бабушке по хозяйству. А я… Я собиралась сосредоточиться на улучшении своей памяти с помощью папиных пазлов, которые он смастерил для меня еще в детстве. Я обещала Зорану хотя бы попытаться возобновить работу.
Готовясь спуститься вниз и присоединиться к маме за ужином, я задула свечи на подоконнике, оглядывая свою комнату на наличие элементарного порядка. Царила темнота и, естественно, иллюзия порядка была. Действительно, зачем убираться, если можно просто задуть свечи?
Вдруг откуда-то с пустынной стороны деревни мелькнуло далекое мерцание света.
Наш дом расположен на окраине, и поэтому первая мысль, которая прилетела мне в голову, – пожаловали гончие.
"Но уже почти наступила ночь, а обычно они приходят с рассветом… И им еще рано появляться в этом месяце," – с этими мыслями я начинаю сбегать вниз по лестнице.
Когда я попадаю в нашу маленькую гостиную, Нерилла и моя мама беседуют на кухне полушепотом. На первый взгляд, это обычная безобидная беседа, которой они занимаются за чашкой чая каждое воскресенье. Однако, присмотревшись, вижу обеспокоенное выражение лица мамы. Нерилла, обычно такая энергичная, говорит осторожным тихим тоном.
Озадаченная и в то же время встревоженная, я подхожу к ним и спрашиваю с ноткой неуверенности: – Мам, что происходит?
Их усталые глаза даже не замечают моего присутствия, продолжая молчаливый обмен взглядами.
Нерилла вдруг отворачивается, брызгая на лицо водой из раковины, словно пытаясь смыть с себя явное расстройство. Мама, выдохнув с трудом, кивает на обеденный стол, пытаясь спрятать свое расстроенное лицо в ладони.
Проследив за ее взглядом, я замечаю письмо. Не просто обычное письмо, а с отличительной печатью Ведасграда. Эти письма, как я поняла еще в детстве, были "официальными" уведомлениями о вторжении гончих в деревню.
Сбитая с толку, но полная решимости докопаться до сути, я беру письмо в руки.
Прежде чем развернуть его и раскрыть содержимое, я пытаюсь вовлечь двух расстроенных женщин в беседу. Однако в комнате по-прежнему царит оглушительная тишина. С чувством разочарования и безысходности я сдаюсь: – Я не умею читать, припоминаете?
Наконец мама поворачивает ко мне охваченное горем лицо, ее плечи опускаются под невидимой тяжестью.
– …Зоран, – ее голос не более чем хрупкий шепот.
– Нет. Что? ...... Нет, это невозможно, мам. Это шутка?
Как только слова срываются с моих губ, Нерилла вскакивает, словно я задела у нее какой-то нерв.
Ее виноватые глаза встречаются с моими, когда она медленно кивает.
– Сегодня утром я как обычно убиралась на почте… Случайно заметила это письмо, засунутое в пресс-ящик Совета…, – заикается