Улыбка пропала с лица отца Антония, но голос его, когда он отвечал, остался таким же ровным:
– Быть может, вы не расслышали, милорд: это моя духовная дочь. Но я хожу и не только к ней. Вся наша паства – здешние крестьяне. А у монахов в обители полно работы: у нас ведь есть свое стадо, несколько овец вчера окотились, надо, чтобы приплод не пропал. И на сыроварне довольно дел, да и других занятий хватает.
Этого аббата положительно нельзя было смутить неожиданным вопросом, однако его слова вызвали у рыцаря неожиданную мысль.
– А что, ведь хозяева этой развалины, – он пренебрежительно кивнул в сторону замка, – они ведь тоже ваши чада, святой отец?
– Конечно, – кивнул отец Антоний. – Во всяком случае, были ими. Уверен, вы знаете, что владелец замка граф Лестер два месяца назад был убит.
– Слышал об этом. Ну а его молодая женушка? Она ведь тоже наверняка вам исповедовалась? Не говорила ли, что собирается уехать отсюда? А может, сказала, куда поедет?
Неожиданно монах рассмеялся. Этот смех почему-то сделал его и без того жесткое лицо еще тверже, а голос вдруг зазвенел металлом:
– Послушайте, милорд рыцарь, неужто вы и вправду не понимаете, о чем сейчас спросили? Попросту предложили мне нарушить тайну исповеди. Вы что же, не христианин?
Аббат не видел лица всадника: шлем закрывал его до самого подбородка, но даже этот подбородок стал багрового цвета, чего не смогла скрыть не слишком густая борода. Руки в железных перчатках, сжавшись в кулаки, невольно натянули поводья, и конь рыцаря, заржав, едва не прянул на дыбы.
– А если я щедро заплачу за ваш ответ? – с трудом подавив гнев, вытолкнул всадник.
– Вряд ли вы так богаты. Кто же за какие угодно деньги отправит свою душу прямиком в ад? Здесь я могу, конечно, прожить долго, но после смерти-то буду жить вечно. А у кого же столько золота, чтобы оплатить вечность адских мук?
После этих слов рука рыцаря невольно скользнула к рукояти висевшего у его пояса меча. Но он вовремя опомнился. Будь этот строптивец не любимчик епископа и, возможно, папы, можно бы и не церемониться. Но с отцом Антонием связываться нельзя.
«Тем более что благосклонность старого индюка епископа может понадобиться и мне!» – с досадой подумал рыцарь.
– Ты много берешь на себя, монах! – бросил он, разворачивая коня, и махнул рукой своим спутникам: – Едем! Мы и так потеряли уйму времени. За мной!
Отряд исчез в дождевой пыли, и оба виллана дружно перекрестились.
– Кабы не вы, господин аббат, он бы убил нас! – воскликнул старый пастух. – Господи помилуй, кто ж это такой? Вы не знаете?
– Вероятно, знаю, – ответил монах, глядя не вслед уехавшим, а в печально-пустой проем старой арки. – Но тебе, Том, спокойнее будет этого не знать. Этот человек думает, что, если закрыть лицо до подбородка, становишься неузнаваем. Он ошибается.
– Сколько бед обрушилось на нас в последнее время, святой отец! – воскликнул Том с искренней болью. – Не иначе, мы чем-то сильно нагрешили.