Она взяла клюшку обеими руками и ею вытолкнула Дмитрия за пределы своего места. Он пытался что-то сказать: «Постой…», «Подожди…», «Да я же…», «Я хочу спросить…». Но вот он оказался в черноте ничего, снова.
Она стояла по ту сторону с клюшкой будто с магическим посохом, но размытая. Дмитрий не хотел уходить, он хотел поговорить, столько всего спросить, но она почему-то не хотела, и он не понимал почему. Ему ничего не оставалось как вернуться обратно – это всяко лучше, чем стоять в странной черноте. Он думал, что там всё осмыслит и решит, что делать. Он уже знал, что вернётся сюда, к ней, и может она будет более дружелюбная. Он очень надеялся на это, и уже не сомневался, что она, как и он реальна, что было куда безумнее странно-осознанного сна, которой всё больше казался его подобием – скорее что-то между сном и реальностью.
Дмитрий видел своё место – пасмурное, серое. Ему нравилось ходить в библиотеку, но лучше был бы домик в деревне, за исключением странного недо-вервольфа. Дмитрий был бы не прочь увидеть бабушку, хоть и во сне. Он так скучает по ней. Он помнил, что, когда умерла его бабушка, он отчётливо почувствовал, как закончилось детство.
Пока Дмитрий шёл до своего места, он думал о происходящем, пытался сам ответить на свои вопросы – безуспешно. Но он начал соединять странного недо-вервольфа и ту Тень с улыбкой – связаны ли они? Вызывали страх они одинаково. И он со странностью осознал, что они чувствовались им одинаково. Хотя незнакомка не упомянула, могут ли эти Тени принимать какой-то облик, или же не успела упомянуть.
Дмитрий не дошёл до своего места. Из черноты, как из пола выросла та Тень из детской библиотеки. Его сердце забилось быстрее; он смотрел на Тень, она на него. Она вызвала страх; и Дмитрий знал, что на чёрном овале находится лицо, но сейчас он его не видел.
– Кыш! – неуверенно шикнул Дмитрий.
Тень не пошевелилась.
– Кыш! – увереннее выкрикнул он; и странное глухое эхо разнеслось во все стороны.
Дмитрию показалось, или не показалось, но Тень усмехнулась – и у него волосы встали дыбом. А Тень, покачиваясь как лист, двинулась на него. Дмитрий ахнул, растерялся и, не зная, как себя защитить, чем защитить, и, желая спасения, бросился бежать.
Только он развернулся и в шаге врезался во что-то светлое, но прохладное. Это не было его местом, так как он знал, что до него ещё не дошёл. И это не было её местом, так как он знал, что отошёл уже значительно. Это было иное место, и оно появилось из ниоткуда. И не раздумывая, чувствуя, что это шанс на спасение, Дмитрий шагнул через стену – как через барьер.
Щурясь от солнечного света, Дмитрий встал. Линолеум, вспученный в углу. Выбеленный потолок. Стены больше половины были выкрашены в бледно-голубой, а верхняя треть – выбелена. Простые, вытянутые и невзрачные лампы тянулись по белёному потолку. Справа находились старые окна с белыми, во многих местах облупившимися, рамами – утеплённые и заклеенные белыми лентами по щелям. Старые батареи под окнами были покрашены на уже, наверное,