– Вчера мне было не до шуток, – серьёзно сказал Павел.
Вчера ему действительно было не до шуток. Узнав о том, что его дочь и ещё шестеро придурков отправились на утлой лодке в открытом море, он практически сошёл с ума. И прибежав домой, белый от страха и ярости, орал так, как не орал никогда в жизни. Сейчас ему самому было стыдно за все сказанные в запальчивости слова, но в тот момент его охватил такой страх за дочь, что Павел потерял голову.
– Ну прости, рыжик, – Павел притянул дочь к себе.
– Ладно, – Ника ласково прижалась к отцу. – А ты где был?
– Да где я только не был. На ковёр меня вызывали. По вашу, между прочим, душу, барышня, вызывали.
– Кто? – заулыбалась Ника.
– Начальник.
– Какой ещё начальник?
– Толстый и красивый.
Отец и дочь разом расхохотались. В толстых и красивых у них значился только один человек.
– Ну и что тебе дядя Боря сказал? – отсмеявшись, спросила Ника.
– Ну как что? – Павел постарался придать своему лицу серьёзное выражение. – Сказал, пошлёт вас всех турнепс полоть. Говорит, небывалый урожай турнепса нынче уродился, людей не хватает, а тут – ба! – свеженькие нарушители дисциплины.
– Папка! – Ника притворно оттолкнула отца. – Я ведь тебе почти поверила. Ой!
Ника вскочила.
– Ты не представляешь! Змея вчера Сашку так песочила, так песочила…
– Ника, я же просил тебя не называть так Зою Ивановну.
– Вот ещё! – фыркнула дочь. – Как её ещё-то называть? Змея, она Змея и есть.
В глубине души Павел был солидарен с Никой. Змея, то есть Зоя Ивановна учила ещё и его, и Борьку, и Анну. Их неразлучная троица лютой ненавистью ненавидела свою наставницу, любительницу подковёрных интриг и изощрённых доносов, а честная и принципиальная Анна так и вообще просто бесилась от одного постного вида Змеи и стянутых в куриную гузку губ. Именно Анна первой стала называть её змеёй. «Знаете, как имя Зоя расшифровывается? – спрашивала она у него и у Борьки, когда их в очередной раз оставляли после уроков. – Змея Особой Ядовитости! Вот».
Став взрослым, Павел Григорьевич, разумеется, понимал, что Зоя Ивановна мало изменилась со временем, разве что стала более утончённо загонять иголки под ногти, но в воспитательных целях он старался соблюдать паритет.
– Ну и ничего с твоим Сашкой не случилось. Пропесочили и пропесочили – чище стал. А вообще я хотел тебе подарок на твоё совершеннолетие сделать, а теперь вот думаю, а стоит ли? – Павел хитро посмотрел на дочь.
– А какой?
– Не, ну если я тебе его не подарю, зачем говорить?
– Ну, папа же!
Павел смотрел на смеющуюся дочь, и его захлёстывала волна любви и нежности. Его девочка, повторение Лизы, его незаслуженное счастье.
Он засунул руку в карман и осторожно достал оттуда небольшой изящный кулон на тонкой золотой цепочке.
– Что это? Папа, что?
– Держи, –