Людочка слушала и соглашалась. А потом выросла и сделала, как советовала мама – поступила на математический факультет МГУ. Александра она из мальчиков группы выделила сразу. Был он на тот момент совсем не таким представительным и вовсе немодным. Носил длинную чёлку, прятал глаза за стёклами очков, всё время тёр впалые щёки да жевал верхнюю губу, решая сложные задачи для курсовых. И одевался без шика: потёртая куртка, тупоносые ботинки, шерстяные штаны, шапка из ондатры. Зато, стоило увидеть в зале ЭВМ огромные машины, уже тогда знал, что хочет работать программистом. Такая целеустремлённость подкупала Людочку. Да и вообще Новиков был порядочным, с глупостями не лез. Вот, правда, не доверял Александр никому. Даже ей не верил до конца и просил не говорить с ним о чувствах. Стоило раз Людмиле спросить любит ли, он сейчас же сердито отмахнулся:
− Что для тебя любовь? Мурлыкать друг другу под нос? А просто заботы не хватает? Тогда ищи другого.
− Хватает, вполне хватает, − тут же уверила женщина и навсегда запретила себе поднимать эту тему. Ей действительно всего хватало. Став мужем, Александр зарабатывал сначала хорошие, потом большие, а теперь и вовсе огромные деньги, а она радовалась, что в молодости не прогадала. «Подруги, что выскочили замуж бездумно, уже или развелись не по разу, или мотают сопли на кулаки. А у меня, пусть всё и спланированно, зато вон как удачно».
На второго ребёнка Людмила решилась тоже без долгих размышлений. Вероника родилась к концу четвёртого курса и сильно походила на отца – с такими же буравчиками вместо глаз, когда сердится, и искрами, когда смеётся, с теми же лёгкими тенями на веках и под глазами. Светлые волосы падали на красивый лоб, улыбка, более женственная и открытая, показывала зубы, выровненные в молодости брекетами. Глядя на вторую дочь, Людмила понимала за что она любит мужа. В дочери шарм проявлялся с добавлением нежности, какой не проскальзывало в мужчине. Третья дочь родилась в двухтысячном. В начале века после сложных девяностых в России начался ренессанс, и многие решались на рождение очередных детей. Маша «получилась», как говорят, ни в мать, ни в отца, что внешне, что по характеру. «С самой беременности мотала нервы, − жаловалась Людмила, − ела плохо, спала мало и постоянно хныкала. Чего ей не хватало?» Мать сетовала вполне справедливо: дом был полон нянек, готовых исполнять любое желание маленькой вредины, а она говорила резко, отвечала дерзко, делала всё по-своему. С возрастом Маша стала более степенной и выдержанной, хотя, порой, и сейчас ещё, в свои почти семнадцать, вполне могла устроить дома сцену недовольства. Тогда, точь-в-точь как отец, она наклоняла голову и смотрела на стоящего перед ней из-под нависших надбровных