Щелкаю кнопкой, и на меня опять смотрят эти большие глаза. Моргают от слез.
– Я… я унесу тебя отсюда. Возьму на руки, ладно?
Семь минут. Семь минут, а впереди еще окно, сад и забор, и на все это нет времени. Делаю глубокий вдох. Только бы она не закричала…
И беру ее на руки. Не кричит. Даже не шевелится, только дрожит – особенно колени. Только сейчас осознаю, что это платьице прикрывает ей только грудь и живот, и моя рука как раз касается ее голого тела.
– Всё хорошо… Не бойся… – то ли шепчу, то ли бормочу. Стараюсь идти быстрее – насколько это возможно с кем-то на руках и почти в полной темноте. Благо, она легкая, и у меня еще получается удерживать в одной руке фонарик. Но когда переступаю через охранника и начинаю подниматься по лестнице, становится тяжелее. Ступенек не видно, я плохо запомнил их, и приходится нащупывать их ногами. Стены узкие. Боюсь задеть ее головой стену или того хуже – обожженными ногами. Но она, кажется, все понимает: теперь она прижимается ко мне. Дышит мне в щеку, и еще я чувствую, как иногда судорожно стучат ее зубы.
Лестница, кончается, боком выхожу из-за гобелена. Ну вот и почти всё… В коридоре мы одни. Перехватываю девчушку поудобнее и ощупью пытаюсь вставить фонарик в крепление на ремне. Он проскальзывает мимо, стукается об пол где-то под ногами. Не важно. Пять минут.
Локтем открываю окно – тихо не получается, я уверен: кто-то да слышал. Сажаю ее на подоконник ногами на улицу, сам перемахиваю через окно.
– Спускайся, – хрипло шепчу. – Сейчас помогу.
Уж постарайся. Постарайся, чтобы она не оцарапала ноги о стену.
Встаю на цыпочки и протягиваю к ней руки.
– Давай! Я поймаю.
Она послушно соскальзывает мне в руки, опять прижимаю ее к себе и почти бегом пускаюсь через сад.
Шиповник. Черт…
– Возьми меня за шею и спрячь лицо.
Одной рукой держу ее, другой – расстегиваю свою олимпийку. (Надо будет поблагодарить Шейлу за то, что гоняла меня за километр за водой с десятилитровыми ведрами). Олимпийка свешивается с руки, ловлю ее край и укрываю голую спину.
– Ну ладно… – Плечом раздвигаю ветки. Они цепляются за волосы, царапают лицо – щиплет свежие следы от шипов на щеке. Под ногами что-то трещит – кажется, так громко, а я даже не вижу куда ступаю. Что-то попадает под кроссовку, я падаю, но хватаюсь рукой за крепкую ветку, и в ладонь через перчатку впиваются шипы. Кажется, слышу скрип своих зубов. Терпи. Терпи. Вот уже видно рабицу забора, а там дальше лес и машина, и больше никто никогда не увидит ни тебя, ни ее, ни медальона.
Руки устают. Пытаюсь опять перехватить ее получше, и чувствую, как маленькие ручки крепче обвивают меня за шею. Притихла. Или я дышу так громко, что не слышу ее дыхания? Голова кружится, ноги оступаются все чаще. Опять хватаюсь