– Всё… всё хорошо. Я… не трону. – В горле сухо, и шепот выходит хриплый. Она вжимается в стену и до меня доходит, что этой хрипотой наши с Бенуа голоса очень похожи.
Пытаюсь откашляться.
– Я… друг.
Она продолжает глядеть на меня. Немного снизу вверх, и на ее шее и чуть прикрытой одежкой груди я замечаю синяки от засосов. Твою же…
Нет, не могу я ее здесь оставить. Соображай. Приходи в себя.
Цепь.
Она идет от стены к ее руке, но наручника не видно – закрыт рукавом. Придется убедить ее дать мне руку, и побыстрее. Там, на входе, кто-то остался.
– Давай… я уберу это. – Киваю на цепь. Она бросает на нее быстрый взгляд и опять смотрит на меня. Глаза большие-большие. – Но… мне нужна твоя рука.
Она опускает руку ладонью на пол и подвигает ко мне. Совсем немного.
– Хорошо… – Мои пальцы находят молнию на борсетке.
Цепь звякает, я вздрагиваю и поднимаю голову. Девчушка вжалась в угол между ящиками. Бедра плотно сжаты, ладони прижимают к ним порванное платье. Дрожит. Смотрит на мои пальцы возле пояса.
Нет. На ширинку моих брюк.
Чувствую, как зубы сжимаются все крепче, я не могу заставить себя разомкнуть их и объяснить…
– Нет… Н-нет. – Мотаю головой. Не отводя от нее взгляда, медленно расстегиваю борсетку. Нашариваю набор отмычек. – Видишь?
Она глядит своими огромными глазами на отмычки. Потом на меня. Опять на отмычки и на меня. Нерешительно протягивает руку.
Подбираюсь ближе и закатываю порванный рукав. Черт… Больше на кандалы похоже. Железка так впивается ей в руку, что запястье распухло, хотя ручка совсем тонкая – я мог бы легко обхватить ее двумя пальцами. Сварено грубо, как будто прямо на запястье, остается надеяться, что тут вообще есть какой-то замок.
Всё-таки есть. Нужные отмычки быстро оказываются у меня в руке, но я ковыряюсь в замке долго – дольше, чем с тем, что на витрине. Может, потому что руки немного дрожат. Наконец замок щелкает, но мне все равно приходится разжимать чертову железку самому.
Девчушка всхлипывает и морщится от боли, и я чувствую, как спина начинает потеть по новой.
– Потерпи… Потерпи немного…
Получилось. Отлепляю – иначе и не скажешь – железо от ее кожи и сразу закрываю запястье рукавом.
– Не смотри.
И она смотрит только на меня. Теперь уже только мне в глаза.
– Так… идти можешь? – Молчит. – Давай мне руки, попробуем встать.
Не самый лучший способ, но вряд ли она захочет, чтобы я дотрагивался до нее как-то еще. Она протягивает мне руки – так же, как и до этого, с опаской, – и я беру ее ладони в свои. Они совсем маленькие, хрупкие, и я боюсь нечаянно сжать их слишком сильно.
Она приподнимается с колен, и кажется, я даже чувствую, как напрягаются ее ноги. Вдруг она вскрикивает и падает, и опять жмется к стене. По ее лицу льются слезы, в чем дело, я же не… Тут я обращаю внимание на ее ноги ниже колена, и мне делается дурно.
Ожоги.