«Прости, Фредерик! – только и успела подумать она. – Впрочем, уверена, ты за нас только порадуешься».
Лали никогда бы не могла подумать, что ее первый раз произойдет на кладбище. Но кто станет о таком жалеть, когда тело взрывается миллиардами сверхновых звезд удовольствия?
«Дайте мне жить моей идеальной жизнью», – вспомнились ей слова писателя, на могиле которого, отбросив стыд и суеверия, она наслаждалась идеальностью момента.
Конечно же, отец бы не позволил ей того, чего она так давно желала – жить своей жизнью. Жизнью модели и музы Фотографа. Понимала ли она, что у фотографов за жизнь бывают сотни муз? Безусловно. Знала ли, что век модели очень краток? Несомненно. Верила ли, что сможет навсегда оставить отца, у которого, кроме нее, не было больше ни единой родной души в целом мире? Да. Со скрипом души, но все же, да, сможет.
И она смогла. Снова записка, побег, агентство, контракты, реклама, подиум… Она разыграла старый сценарий, только в новом гриме и в новых декорациях. А вот месье Кевар решил подкорректировать свою сюжетную линию. Вместо того чтобы снова тревожить всех знакомых полицейских, и гоняться с ними за дочерью, он просто отправился на прием к мадам Психолог. О как же безотказны были методы лечения этой женщины! Месье Кевару, как и когда-то его дочери, тоже стало намного лучше после первого же сеанса. А после третьего, он сделал мадам Психолог предложение стать мадам Кевар.
Все складывалось наилучшим из всех возможных образов: Лальен получила множество рабочих предложений в Японии, они с Фотографом обосновались в чудесной токийской квартирке, мадам Психолог предложила ей стать подружкой невесты, на что Лали согласилась с неподдельной радостью. А поскольку она так радушно приняла перспективу обзавестись мачехой, месье Кевар решил проявить максимальную лояльность к ее отношениям с Фотографом.
Жаль только счастье – это такая субстанция, которая не выдерживает испытания временем. То оно блекнет с годами, то покрывается ржавчиной обыденности, то просто испаряется куда-то в атмосферные высоты. Лали всегда понимала, что моногамия и фотографы – понятия совершенно не сопоставимые. И, все же, позволила вообразить себя счастливым исключением. Девушка свято верила каждому слову своего возлюбленного о том, что она для него единственная и неповторимая, что никто другой не вдохновлял