Для тебя. Сафи Байс

трактовок. Это был отцовский страх, может даже отцовская ревность. Он снова заставил Лали посетить гинеколога. Снова дожидался ее под дверью этого жуткого кабинета. И снова получил подтверждение непорочности дочери. Но в этот раз месье Кевар все же решил раз и навсегда прекратить как модельную карьеру Лали, так и любые ее отношения с Фотографом. Оказалось, что вырвать девочку из цепких лап агентства не так-то просто, но, в результате, деньги, как всегда, решили все. За расторгнутый контракт пришлось вернуть большую часть того, что Лали успела заработать. Месье Кевар, конечно же, не стал даже говорить ей об этом, и все же его дочь впала в первую в своей жизни настоящую, полномасштабную и очень затяжную депрессию.

      Она снова осталась один на один с таким огромным и непонятным миром. Только-только ей удалось найти в нем уютную гавань, нишу, в которой она чувствовала себя своей, дело, которое давалось ей без усилий, но с удовольствием, как налетевший ураган отцовских убеждений вырвал ее оттуда и снова бросил в безбрежный, черно-синий океан жизни человеческой. Больше того, он отобрал у нее не только гавань, но и капитана, бравого капитана-Фотографа, которого она успела полюбить. Полюбить как наставника, учителя, старшего брата или… может даже больше. Фотограф был очень интересным человеком. Казалось, он знал все обо всех на свете художниках, скульпторах, фотографах и моделях, начиная со времен древнего Вавилона и заканчивая современностью. А еще у него было много интересных друзей, таких же творческих и совершенно непохожих на тех, затянутых в дорогие костюмы и напыщенные маски аристократичности, которые считали себя друзьями ее отца.

      То, что Лали отказывалась ходить в школу и почти целыми днями не вылезала из постели, месье Кевара особо не удивляло и не настораживало. Такое он видел уже не раз. И лучшей тактикой считал оставить все, как есть. Его дочь была намного сильнее, чем хотела казаться. Побыв наедине с собой, она всегда восстанавливалась и находила в себе силы снова слиться с социумом. Обычно на это уходила неделя, не больше. Но в тот раз после недельного затворничества в комнате, Лали отказалась есть и пить. Она и так ела не больше канарейки, а теперь совсем решила заморить себя голодом и жаждой. Когда месье Кевар или гувернантка (на то время ею была француженка средних лет) приходили к ней с едой, Лали становилась на кровати по стойке смирно, прикладывала одну ладонь к сердцу, а другую к желудку и громко, чтобы перекричать упрашивания ее поесть, пела куплет из Марсельезы:

      Pour qui ces ignobles entraves,

      Ces fers des longtemps prepares?

      (Для кого эти отвратительные путы,

      Эти оковы, что давно готовились?)

      Вот после этого месье Кевар действительно испугался за психическое здоровье своей дочери.

      – Лальен Женевьева Аленита Кевар, если ты немедленно не прекратишь, я отправлю тебя в дурдом! – впервые за семейную жизнь он сорвался на крик.

      Лали