– Невероятно, – прошептал Ситрик.
– Это правда, – с улыбкой произнёс Холь. – Зато навык отторгать назойливые мысли пригодился мне и в быту.
– Хотел бы и я так уметь.
– Научишься. – Холь отмахнулся. – Давай начинай с вязания носков.
Ситрику потребовалось четырежды распустить кружок будущего носочка, прежде чем у него начало получаться. Занятие увлекало не хуже письма, а потому он чуть не упустил начало вечерней службы.
Скоро собравшись, он поспешил к церкви. Опоздал, а потому, когда он открыл створку двери, на него уставился весь приход. Смутившись, Ситрик стал у самых дверей и там же простоял всю службу. Мысли его путались, и когда пришло время петь молитвы, они произносились сами собой, отскакивая от зубов. Ситрик даже не думал о том, что поёт. Привычные тексты и действия получались и так. Вот только прежнего успокоения это не дарило…
Он нетерпеливо ожидал времени, когда сможет остаться один на один со священником. Хотелось рассказать ему всё, что сталось с ним. Хотелось, чтобы хоть кто-то понял его и помог отпустить тёмные мысли, что прокрались в его голову с появлением Ингрид.
Священник Якоб узнал Ситрика, и тот задержался, принимая плоть и кровь сына божьего.
Что же, Холь не угадал: у этого прихода было вино, хоть и сильно разбавленное водой. Да и хлеб не был пригоревшим, в отличие от тех лепёшек, что раздобыл слуга.
Наконец служба закончилась, и люди один за другим покидали церковь. Вскоре помимо Ситрика осталась лишь одна женщина, почти старуха, и священник говорил с ней вполголоса. Ситрик слышал их разговор и по нему он быстро смекнул, что священник этот куда ближе к людям, чем к богу. Кажется, это к лучшему.
Он всё ещё нерешительно стоял у дверей и мял свою шапку, ожидая собственной беседы. Священник искоса поглядывал на него, но продолжал говорить с женщиной искренне, хоть и устало. Наконец она ушла, и Ситрик медленно приблизился к отцу Якобу, отыскивая в его лице одобрение. Тот кивнул, приглашая парня. Ситрик бегло осмотрелся, чтобы убедиться, что они одни, а они и вправду остались тут вдвоём. Лишь незаконченные лица святых, вырезанные на досках, глазели на них из полумрака. Работы для Одена здесь было много…
Они вместе сели на длинную скамью. И Ситрик принялся спешно соображать, с чего начать разговор. Так много лежало у него на душе, что он не успел перебрать эти камни и выложить из них хоть какое-то подобие дороги. Он думал, что начнёт с самого начала: расскажет про Ингрид и её проклятие, что преследует теперь и его самого. Но внезапно в его мысли вторглась Ракель, и Ситрик, сам того не ожидая, расплакался, как ребёнок. Это было куда искреннее заученных молитв.
Слёзы хлынули из его глаз. Ситрик пытался утереть их, но их было