– А как же симпатичные парни?
– Они либо ублюдки, потому что знают, что им повезло, либо не уверены в себе, потому что знают, что остальные их терпеть не могут. Ублюдки всегда причиняют другим боль, а неуверенные в себе парни портят собственную жизнь. Обычно у них шарики за ролики заезжают, а все из-за этой чертовой красоты!
– А что насчет красивых вещей?
– Они заставляют людей воровать или тосковать из-за невозможности их заполучить. Будь…
– Подожди минутку, – сказал я. – Не вина вещи, что она прекрасна, и не вина красивого человека, что он красив. Это получается само собой.
Ник пожал плечами.
– Вина? А кто говорил что-то о вине?
– Ты говорил о зле. А это значит, что кто-то где-то в чем-то виноват.
– Значит, виновата красота, – заключил он. – Будь она проклята!
– Красота как абстрактное понятие?
– Да.
– И красота отдельных предметов?
– Да.
– Но это же абсурд! Вина предполагает ответственность, какой-то умысел…
– Вот красота и ответственна!
– Выпей-ка еще пива.
Он так и сделал, и снова рыгнул.
– Вот посмотри на того красавчика у стойки, – сказал он, – того, что пытается подцепить телку в зеленом платье. Однажды кто-нибудь разобьет ему нос. А был бы он уродом – этого бы не случилось.
Чуть позже Ник доказал свою правоту, разбив парню нос за то, что тот назвал его коротышкой. Так что, возможно, в его словах и была доля правды. Ростом Ник был не больше четырех футов. Плечи и руки у него были как у могучего атлета. В армрестлинге он мог побороть всех, кого я знал. Голова у него тоже была нормального размера, с густыми светлыми волосами и бородой, парой синих глаз над глядевшим вправо сломанным носом и ехидной улыбкой, обычно открывавшей лишь полдюжины желтых зубов. Ниже пояса Ник был весь искорежен. Он происходил из семьи, кишевшей профессиональными солдатами. Отец его был генералом, а все братья и сестры, кроме одной, были офицерами тех или иных войск. Ник вырос в среде, где все занимались боевыми искусствами. Он владел любым оружием, какое вы могли назвать. Он умел фехтовать, стрелять, ездить верхом, закладывать взрывчатку, ломать руками доски и шеи, жить подножным кормом – и проваливать любой медосмотр в галактике, поскольку был карликом. Я нанял его егерем, чтобы он убивал мои неудачные эксперименты. Он ненавидел все прекрасное и все, что было крупнее него.
– То, что кажется красивым мне, и то, что кажется красивым тебе, – сказал я, – может быть отвратительно ригелийцу, и наоборот. Следовательно, красота относительна. А значит, ты не можешь осуждать ее как абстрактное понятие, потому что…
– Брехня! – оборвал он меня. – Ну да, они причиняют боль, насилуют, воруют и портят себе жизнь из-за других штуковин. Но все равно это происходит потому, что красота требует от них жестокости.
– Тогда как ты можешь винить отдельные предметы…
– Мы же ведем дела с ригелийцами, верно?
– Да.
– Значит,