Не смысл сказанных слов, совсем нет, а материнская проникновенность, с какой были эти слова произнесены, взволновала Попова. Передвинув маленькую ладошку и прижав ее к губам, Попов беззвучно заплакал, содрогаясь всем телом.
– Успокойся, дружочек, успокойся, милый, – шептала Даша и бережно утирала ему слезы свободной рукой.
Озорной мальчишка пастух, потом грозный партизан Гражданской войны, теперь закаленный солдат Второй мировой войны, громко хохотавший при неожиданной радости, а в гневе нередко во всю глотку ругавшийся, добродушный и простой в повседневной жизни, – словом, святой и грешный чудо – русский человек Александр Попов лежал и плакал. А Даша – то ли как любящая дочь, то ли как любимая старая мать – нашептывала ему слова утешения.
Если у Попова и были какие грешки, – наверно же он когда-нибудь доводил до слез своим непослушанием мать, а теперь грубостями вызывал досаду друзей – то сейчас он смыл их своими слезами. Он, сержант Попов, чувствовал себя, как верующий после причастия, успокоился, обрел душевные силы.
– Ну! – сказал он наконец и улыбнулся, отчего загрубелая, как кора старой лиственницы, кожа на его лице покрылась сеткой морщин. – Ну, детка, теперь иди. Спасибо. Да-а, а где же парни? Надо бы повозиться с рацией.
– Товарищ сержант, добился женской жалости, а? – усмехнулся Фокин.
Но его язвительный вопрос остался без ответа.
– Дашенька, друг ты мой! – Катя подошла к подруге и обняла ее, потом быстро опустилась на колени и поцеловала Попова в щеку.
IV
Тогойкин и Губин все подбрасывали хворост в костер, чтобы скорее растаял снег в баке. Надо было вскипятить воду и напоить людей чаем. Ночь они провели молча, редко когда перебрасывались словцом, а с рассветом заметно повеселели и стали разговорчивее. У Васи, наверно, и рука меньше болела, потому что он даже песню затянул. И Николай с явным удовольствием начал ему подпевать:
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать,
Прощайте, родные,
Прощайте, семья!
Гренада, Гренада,
Гренада моя!..
Песня кончилась, и закипела вода. Тогойкин вскочил на ноги, подкинул в костер веток, выхватил из огня бурливший бак и, высоко подняв его, быстро засеменил к своим.
– Пошли, Вася!
В облаке пара парни появились в самолете.
– Вода вскипела!
– Чай готов!
Обе девушки, капитан Иванов и бортрадист Попов были явно чем-то по-хорошему возбуждены.
Парни сначала подумали, что люди обрадовались их приходу. Они поставили бак и огляделись. Капитан Фокин внимательно разглядывал свои ногти и даже не повернулся в их сторону. Не спавший всю ночь Коловоротов наконец уснул, привалившись спиной к стенке и беспомощно опустив голову на грудь. Калмыков прерывисто стонал.
– Что такое? Что случилось? – спросили парни.
– Ничего не случилось! Решительно ничего! –