Под утро ей приснился тот самый сон, который преследовал ее в детстве. Темная комната, освещенная скупым желтым светом ночника. Свет не достает до черных пугающих углов, а подсвечивает только смятые простыни и огромное черное пятно, растекающееся на них. Непонятно, откуда взялось это пятно. Оно расширяется и пугает. Жанну охватывает ужас, горло сковывает спазм. Кажется, что пятно скоро поглотит и ее.
Этот сон не снился ей десятки лет. Она лежала в кровати и силилась понять, почему он вернулся сейчас. Тревога наполняла грудь и подкатывала к горлу. Когда позвонил Марк, Жанна Николаевна сразу подняла трубку. Спокойно его выслушала и сказала, чтобы он привозил Мишутку к ним.
Все будто сразу встало на свои места, объяснилось, и от этого стало немного легче.
Жанна умела владеть собой и редко давала волю эмоциям. Закончив разговор с зятем, она сразу же встала, накинула свой шелковый халат и направилась в ванную. Славин отец как всегда глубоко спал, и ранний звонок не потревожил его. Жанна вывернула кран с холодной водой и несколько раз умыла лицо. Посмотрев в зеркало, она твердо сказала сама себе: «Лежать на сохранении во время беременности – это нормально. У Славы все будет по-другому. Все будет хорошо».
Прикрыв за собой дверь в кухню Жанна Николаевна подняла римскую штору. Солнечные лучи отражались в окнах дома напротив и слепили глаза. Начинался новый день. Жанна достала с верхней полки турку – сейчас хотелось сварить настоящий кофе, а не машинный. Ее дочь проснулась в луже крови, а внук все это видел. То же самое случилось с ней в детстве. Когда ей было семь, она проснулась ночью и увидела огромное черное пятно на родительской простыне. Маму увезли в больницу. Много лет спустя, когда она уже выросла и сама стала мамой, ее мать рассказала, что это был выкидыш.
Жанна всю жизнь боялась, что с ней случится то же самое и вот это произошло с ее дочерью. Стекло в старой двери задрожало, и в кухню просунул голову Анатолий Иванович.
– Что, не спится с утра? – щурясь от света пробубнил он.
– Марк звонил. Славёнка отвезли в больницу, сейчас он привезет к нам Мишу.
Анатолий прищурился еще сильнее, молча поморгал, и улыбнулся:
– Значит, на завтрак у нас Мишуткины любимые сырники?
Жизнь в больнице начинается рано. В шесть утра по палатам разносят градусники, таблетки и баночки для анализов. Игла, торчащая из вены, так и не дала мне уснуть. Теперь ее сняли. Вот и утро.
Соседки зашевелились, завздыхали на своих койках.
Первой поднялась женщина, чья кровать располагалась по диагонали от моей, в углу. С трудом приняв вертикальное положение, она села и какое-то время будто сверялась по невидимым приборам, убеждаясь в собственной устойчивости. Огромный живот расположился на ее коленях. На нем от края до края растянулась морда очень удивленного утенка – футболка явно была не для беременных.
Заметив меня, она громко констатировала:
– О,