– Каски стальные, пуля их трудно пробивает.
Уже два дня не появляется на уроках Эйюб. Отец его мастерил папахи из каракуля и шапки. Уходя на фронт, повесил замок на свою мастерскую, а теперь она открыта – там работает старший брат Эйюба. А ему всего пятнадцать лет. С детства он всегда крутился возле отца – мало-помалу и сам научился шить папахи. А у Эйюба не было интереса, он почему-то ненавидел это дело. Говорил: «Когда шкуру обрабатывают, так воняет, хоть нос затыкай и беги…» А сейчас, с запахом шкура или нет, а он должен помогать брату. Конечно, заказы на папахи не то что раньше, но все-таки работа была. Внутреннюю часть надо простегивать, этим Эйюб и занимался.
Я понял, где он: конечно на базаре, наверно, папахами торгует. Вот встречу – отругаю. Он еще не знает, какой суровый новый учитель.
Но в сентябре мы почти не учились. По утрам собирались во дворе и отправлялись на сбор хлопка. На занятия оставались только малыши. Их собирали в класс вместе, и с ними занималась одна учительница. А наш учебный класс – белое хлопковое поле.
И учитель Музафар тоже работал с нами. Хоть и одной рукой, а помогал – держал мешки.
Занятия должны были начаться в октябре. Музафар-муэллим нам говорил:
– Ребята, вот так же, как работаете, вы и учиться должны!
Мы постепенно привыкли к новому учителю, и он, видно, тоже. Однажды я осмелился, спросил:
– Учитель, страшно на фронте?
– Страшно? Конечно!
– Вам тоже было страшно?
– В бою пловом не угощают.
– А вы коммунист?
– Да, а почему спрашиваешь?
– Мой брат тоже был коммунистом. Он писал, что коммунисты всегда первыми идут в бой.
Учитель посмотрел на меня и ответил:
– Друг мой, все защищают Родину – и коммунисты, и беспартийные…
Потом взглянул на пустой рукав своей рубашки и грустно сказал:
– Эх, если бы не было этого жестокого осколка…
Резко повернувшись к нам, продолжил:
– Ну, молодцы, за работу! Еще придут счастливые дни! Вырастете, будете студентами, станете инженерами, учеными… Жизнь ваша впереди!
– А война?
– Война кончится, обязательно, и скоро! И в нашу пользу…
Время шло. Мама сильно сдала. На лице морщинка сидела на морщинке. Почти не улыбалась. Раньше, когда я шалил, она меня шлепала, а сейчас не обращала внимания.
Рядом с военкоматом росли две высокие-превысокие чинары. Верхушки их были сухие. А в сухих ветвях ютились гнезда галок. Мы, ребята, любили галок. Они быстро становились ручными. С Абульфатом мы однажды забрались на чинару, но он испугался и сполз с дерева. А я полез дальше. Добрался до гнезд, где были птенцы. Их родители носились вокруг с таким криком, что, будь это ночью, весь