– Вы не могли не рассказать мне, Дориан. Вы всю жизнь будете мне поверять всё.
– Да, Гарри, пожалуй, вы правы. Я ничего не могу от вас скрыть. Вы имеете надо мной какую-то непонятную власть. Даже если бы я когда-нибудь совершил преступление, я пришёл бы и признался вам. Вы поняли бы меня.
– Такие, как вы, Дориан, – своенравные солнечные лучи, озаряющие жизнь, – не совершают преступлений. А за лестное мнение обо мне спасибо! Ну, теперь скажите… Передайте мне спички, пожалуйста! Благодарю… Скажите, как далеко зашли ваши отношения с Сибилой Вэйн?
Дориан вскочил, весь вспыхнув, глаза его засверкали.
– Гарри! Сибила Вэйн для меня святыня!
– Только святыни и стоит касаться, Дориан, – сказал лорд Генри с ноткой пафоса в голосе. – И чего вы рассердились? Ведь рано или поздно, я полагаю, она будет вашей. Влюблённость начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого. Это и принято называть романом. Надеюсь, вы уже, по крайней мере, познакомились с нею?
– Ну, разумеется. В первый же вечер тот противный старый еврей после спектакля пришёл в ложу и предложил провести меня за кулисы и познакомить с Джульеттой. Я вскипел и сказал ему, что Джульетта умерла несколько сот лет тому назад и прах её покоится в мраморном склепе в Вероне. Он слушал меня с величайшим удивлением, – наверное, подумал, что я выпил слишком много шампанского…
– Вполне возможно.
– Затем он спросил, не пишу ли я в газетах. Я ответил, что даже не читаю их. Он, видимо, был сильно разочарован и сообщил мне, что все театральные критики в заговоре против него и все они продажны.
– Пожалуй, в этом он совершенно прав. Впрочем, судя по их виду, большинство критиков продаются за недорогую цену.
– Ну и он, по-видимому, находит, что ему они не по карману, – сказал Дориан со смехом. – Пока мы так беседовали, в театре стали уже гасить огни, и мне пора было уходить. Еврей настойчиво предлагал мне ещё какие-то сигары, усиленно их расхваливая, но я и от них отказался. В следующий вечер я, конечно, опять пришёл в театр. Увидев меня, еврей отвесил низкий поклон и объявил, что я щедрый покровитель искусства. Пренеприятный субъект – однако, надо вам сказать, он страстный поклонник Шекспира. Он с гордостью сказал мне, что пять раз прогорал только из-за своей любви к «барду» (так он упорно величает Шекспира). Он, кажется, считает это своей великой заслугой.
– Это и в самом деле заслуга, дорогой мой, великая заслуга! Большинство людей становятся банкротами из-за чрезмерного пристрастия не к Шекспиру, а к прозе жизни. И разориться из-за любви к поэзии – это честь… Ну, так когда же вы впервые заговорили с мисс Сибилой Вэйн?
– В третий вечер. Она тогда играла Розалинду. Я наконец сдался и пошёл к ней за кулисы. До того я бросил ей цветы, и она на меня взглянула… По крайней мере, так мне показалось… А старый еврей всё приставал ко мне – он,