Я останусь, капитан, Кондрат и ещё кто-нибудь. Я – понятно почему, капитан – официальный представитель, Кондрат – он шуралеев учуять может. Пусть ещё Мирон останется, привык я к нему уже.
Интересно, мне одному подобным бредом башку заполонило, или остальные тоже думают, кто слабое звено, а кто последний герой? Часа два уже идём.
Опаньки! А чего это они там остановились? Группа Буцина, они опять впереди, столпилась возле большого дуба. Умар тоже стоит, никуда не торопится. Что это значит? Пятнадцатикратное приближение не сильно прояснило картину: стоят они все под этим дубом, головы задрали, вверх таращатся. Так, Буцин что-то командует. Ага, Умара к нам отправил.
– Что там? – спрашивает подошедший Синюхин.
Протягиваю ему бинокль:
– На, сам посмотри.
– Не видно ничего.
– Колёсико покрути, да не останавливайся ты! На ходу смотри.
Зря я это, Спиридоныч почти тут же обо что-то споткнулся и чуть не упал.
– Ладно, давай сюда бинокль, а то разобьёшь еще.
– Что у них там стряслось? Не видно ничего!
– На дереве что-то увидели.
– Шуралеев?
– Нет, что-то менее опасное. Сейчас Умар расскажет. А ну-ка, ребята, поднажмите!
Отряд ускорился. Через пару минут Умар уже докладывал:
– Вашабродя, тама солдат, – он перевёл дух: – На дерево висит.
– Наш? – коротко спросил я.
– Ни знай! Ни видно. Похож наш. Ни видно. Шипко высоко висит.
Вот те нате хрен в томате! Это что же получается? Если в окрге никаких других войск нет, то этот товарищ из наших. Или он там уже давно висит? Если давно, то не наш. А если наш, то, как он там раньше нас оказался?
Буцин благоразумно воздержался от активных действий до нашего прихода. Ну, положим, все-то мы ему и даром не нужны, а вот командир… Зачем принимать судьбоносные решения, если есть начальство? Правильно, пусть у капитана голова болит о том, что теперь делать.
– Вон он, – показал поручик высоко в крону.
Присмотревшись, я увидел метрах в десяти от земли босые ноги. За спиной кто-то из бойцов рассказывал вновь прибывшим:
– А я иду, глядь, сапох! Нядавний, будто надысь с ноги! Глядь, а вона и другой. Токма далече, сажен семь от ентого. А уж апосля и яго увидали. Весит сердешный. Поручик-то сымать не велел, как капитан, говорит, прикажет.
– Снимайте! – приказал капитан.
Это был Власов. Как он сюда попал? Зачем залез? Из-за чего повесился? И если сам, то почему саблю не отцепил?
Похоронили его тут же под дубом.
Глава