Подростками мы любили изучать каждый закоулок местных гор, а я – в особенности.
– Неужели вам не интересно, откуда берутся все эти ручьи и реки? – недоумевал я, когда остальные парни отказывались лезть в непроглядные дали. – Ведь вся эта вода появляется не просто так! Я чувствую, у каждого ручья есть свой вкус, и хочу узнать, почему именно так. Почему Девичий ручей такой бирюзовый? А почему Безымянный ручей такой вкусный?
Однажды, не найдя поддержки, я отправился один на поиски места, где гора рождала воду Безымянного ручья.
Ручей представлял собой водяной поток средних размеров, мощный и буйный по весне и ленивый к концу лета. Вкус воды напоминал о зиме, обещал утоление жажды и вечную бодрость. Ручей был моим другом и целителем: я давно приметил, что его вода позволяла легче справиться с любой хворью души или тела, будь то головная боль или ссора с отцом. Именно поэтому я твердо решил добраться до места, где эта вода впервые появляется на свет.
Выйдя рано поутру, я начал поход по знакомым и не очень местам, поднимаясь все выше и выше.
Дубовые и буковые леса постепенно уступили место разнотравью, и я с наслаждением вдыхал запахи миндаля и шалфея, что росли вдоль тропы. По мере продвижения несколько раз с недоумением чесал голову, пытаясь решить, куда двигаться дальше: это были развилки, когда два ручья сливались в один, вдоль которого я шел ниже. Каждый раз приходилось доверять собственному чутью: закрыв глаза, я пробовал на вкус воду из обоих потоков и сразу понимал, куда именно надо идти. Вкус, что я искал, был уникален: подобно тому как отец ухитрялся в бокале вина находить нотки и привкусы родной земли, так и я узнавал в каждом хрустальном глотке нечто близкое мне.
Поужинав вяленым мясом и хлебной лепешкой, я остановился на ночлег (все необходимое для похода было заранее собрано в рюкзак). Ночь была звездной, тихой и прохладной. Именно в такие моменты чувствуешь себя ничтожной песчинкой, пропитываясь страхом и трепетом перед тайнами этого мира.
Засыпая, я заметил, как из темноты в стороне, противоположной от костра, на меня смотрят два ярких глаза. Парализованный, я узнал леопарда – крайне редкого, почти мистического хищника здешних мест.
Мы долго смотрели друг на друга: голодный (или просто любознательный?) зверь и подросток, решивший, что умрет как мужчина, и медленно достающий свой любимый нож. Видимо, леопард вовсе не жаждал крови и безмолвно отступил, оставив меня в немом оцепенении на всю оставшуюся ночь.
Уставший и невыспавшийся, я побрел дальше, как только позволил рассвет. Зевающее солнце небрежно ласкало землю своими первыми лучами; продрогший, я с удовольствием подставлял им обветренное лицо.
К обеду, взяв хороший темп, я взобрался в небольшую чашевидную долину, рассекаемую пополам моим ручьем. В центре долины лежало озеро, словно заполненное жидким