– Фелинис, не говори так! – сказал старик. – Рана, которая обесчещивает глупого человека, желающего через нее освободиться от воинских трудов, становится символом славы для человека, получившего ее от своего врага, она вечно напоминает ему об ужасных ударах, которые он должен наносить, чтобы смыть свою обиду. Отомсти за себя! И когда ты появишься среди нашего народа, воины будут приветствовать тебя, а твоя изуродованная рука покажет им, чего тебе стоило добраться до врагов твоей родины и твоего племени.
– Я отомщу за себя! – сказал Фелинис.
– Господин, – возразил Кермор, целуя больную руку Фелиниса, – утешься; ты будешь в состоянии владеть оружием воинов. Правда, я не искусен в перевязывании ран, но они мне кажутся не опасными, и лишь бы только остановить кровь: вервены, священные омелы, которыми снабдили меня наши жрецы, хорошо помогают в этом случае. О, если бы Ардигал был здесь! Ты бы не страдал так!
– Он жил в Риме?
– Да, жил во время моего бегства из этого города, более двадцати лет тому назад! Он, наверное, умер теперь. Однако я поищу его. Бедный Ардигал, если он и жив еще, то очень дряхл. Один он может нас отвести туда, куда ты так страстно стремишься.
– Бог сохранит нам его, постарайся же найти его!
– Сначала я приглашу к тебе лекаря: твои раны должны быть перевязаны.
– Ты мне пригласишь римского лекаря?
– Все равно какого, главное, – чтобы ты выздоровел; время летит, а нам дорога каждая минута.
– Делай, как найдешь лучшим, Кермор.
– Господин, избегай всяких волнений, чтобы опять не пошла кровь; я скоро возвращусь.
Сказав это, старик вышел через потайную дверь в глубине комнаты.
Едва он скрылся, как в комнатке появились две женщины; они были закутаны в широкие плащи.
Это были Флавия и Домицилла.
Азаэль хорошо исполнил данное ему поручение и узнал место пребывания двух чужеземцев.
Тотчас после прихода Азаэля, Флавия со своею родственницей и двумя слугами направились к указанному дому. Оставив слуг на дворе, они собирались уже войти в комнату чужеземцев, как услышали последние слова Кермора и были очень удивлены, когда старик назвал своего раба господином: они никак не могли объяснить себе такую перемену ролей. Тайна, которую они хотели узнать, сделалась еще непонятнее.
Очень возможно, что они бы не осмелились войти в комнату, если бы Кермор не удалился. Суровый старик страшил их более его товарища.
При появлении двух патрицианок Фелинис вздрогнул; гнев и ненависть исказили его лицо. Он не тронулся с места и не произнес ни слова.
– Чужеземец, – сказала Флавия, – ты отказался от должной награды, которую мы предлагали вам, и не будем настаивать; но мы надеемся, что ты не отвергнешь нашу помощь: ты так нуждаешься в ней! Кровь течет из твоих ран, несмотря на перевязку.
Молодой человек горько улыбнулся и, протянув руку, сказал:
– Кто же искалечил меня, как не