А потом… Потом он взглянул на меня, приложил руку к груди и тоже слегка склонил голову, будто я не обычная гостья их заведения, а какая-то важная птица. Я удивлённо взглянула на него в ответ, потом – на стену и заметила, что часть её вдруг слегка вздрогнула со звонким щелчком и отъехала в сторону, открыв нашему взору зрелище, показавшееся мне отталкивающим настолько, что я застыла на месте, пряча испуг под маской.
Страх окутал меня вязким туманом неопределенности и осел на коже липким потом. Проник под неё и расползся по венам неприятной, холодящей субстанцией.
Я прикрыла глаза, чтобы сконцентрироваться, собраться с силами, но прежде всего – успокоиться. Паника уже встрепенулась в груди и выпустила свои зловещие коготки. Совсем скоро они скуют мне сердце крепким капканом, а это сейчас ни к чему. Я глубоко вдохнула воздух, наполнившийся странновато-пряным, дурманящим ароматом, и почувствовала, как ослабшие вмиг ноги стали будто проваливаться сквозь пол. Сам он теперь казался мне неустойчивым, вязким, будто щедро засыпанным песком из моего последнего сна.
Я распахнула веки, чтобы не потерять связи с реальностью и с усилием приподняла ногу, словно вытянув стопу из вязкого месива. Но стоило мне снова поставить её на пол – и странный эффект увязания повторился. Я применила приём, обычно помогавший справиться с панической атакой: мысленно сосчитала до трёх и сделала ещё один глубокий вдох. Задержала дыхание и выдохнула, отгоняя от себя раздражающе ощущение увязаемости в чем-то мутном, непонятном, устрашающем своей неопределенностью…
В голове вдруг что-то щёлкнуло, и вся моя жизнь стала проноситься перед глазами. Её значимые мгновения принялись показываться мне яркими картинками-светлячками. Каждая из них зависала пред моим взором лишь на пару-тройку мгновений и лишь затем, чтобы юрко смениться следующей. Разыгравшееся воображение уже вовсю делало своё дело: оно компоновало стройный ряд кадров из далёкого, старого, будто пропахшего нафталином фильма.
Вот все сидят за столом в нашей просторной гостиной…. Мы отмечаем майский праздник и отъезд папы в командировку. Отчётливо вижу родителей, дедушку с бабушкой, мамину подругу – тетю Аллу, Кудряшку, сидящую с ней рядом. Все улыбаются мне. Вернее, улыбаются все, за исключением мамы и дедушки. Мама недовольна мной. Почему? Я опускаю взгляд ниже – на своё красивое платье – и вижу на нём свежие безобразные пятна. Рассматриваю их и вспоминаю, как только что опрокинула на себя суп, который мама велела съесть. Поэтому она и сердится. А папа… Папа смотрит на меня ободряюще и делает ей замечание.
«Не ругай её, Оль. Не лишай девочку праздника», – негромко, но твердо говорит он ей.
Я слышу его слова и улыбаюсь ему. Улыбаюсь виновато и одновременно благодарно за его поддержку.
Но моё внимание больше всего привлекает тот, кто сидит прямо напротив меня. Он для меня – самый заметный из всех. Он за столом – выше всех. Да, он очень высок… Кажется, он даже выше дедушки. Дедушка тоже сидит за столом и строго на меня смотрит, но не ругает. Просто