Для русских наши равнинные места стали естественными воротами в Азию. Перевалив через Тобол, землепроходцы, однако, не всегда двигались дальше в Сибирь, иные оседали в безлюдной глухомани, распахивали тучную целину. Возникали деревеньки, зимовья, выселки. Так появилась деревенька Юдина, в 1908 году получившая статус села. Бурному экономическому развитию села и прилегающей местности способствовала прокладка железной дороги, связавшей европейскую часть России с Дальним Востоком. Рядом с селом построили станцию Петухово.
После революции Юдино стало центром Петуховского района. А на исходе Отечественной войны из Челябинской области выкроили территорию для новой области – Курганской, и на свет явился город Петухово, образованный из бывшего волостного села да посёлков переселенцев и железнодорожников.
Городок населяли преимущественно русские, среди которых значительный процент составляли чалдоны – давно укоренённый сибирский люд. Народная этимология предлагает несколько романтичных, но явно неправдоподобных толкований этого словечка. Владимир Иванович Даль сообщает: в иркутских говорах оно означает бродяга, беглый, варнак, каторжник, и это похоже на правду, если вспомнить историю заселения Сибири.
Украинцы составляли второй по численности этнический компонент населения города. В годы столыпинских реформ они целыми гнёздами перемещались на сибирскую целину по причине малоземелья на Полтавщине и Черниговщине. И в последующие годы Зауралье приютило немало украинцев, спасавшихся от военных и других невзгод. Жили они как все – делили беды и радости с местными, ничем не подчёркивая свою особость. Беззлобные подшучивания чалдонов над хохлами и наоборот – лучшее свидетельство, что те и другие воспринимались как свои. Пожалуй, социологическое исследование, проведённое в Петухово, где русские и украинцы давно переженились и породнились, могло бы подтвердить появившийся вдруг и так же враз исчезнувший из общественных дискуссий по чьей-то отмашке тезис о едином русско-украинском народе – но только в рамках конкретного города. На самом деле ничто так не ускоряет формирование национальной идентичности, как государственные границы и государственные символы.
Знаменитости в наших местах не проживали, у нас не было ни выдающихся сооружений, ни уникальных ремёсел. О прошлом напоминали лишь десятка два массивных бревенчатых домов местных купцов и маслоделов, могучие амбары хлеботорговцев с овальной табличкой страхового общества «Россия» да железнодорожные пакгаузы и водонапорная башня периода прокладки Великого Сибирского пути. Вот и вся старина. Нынче и её уже нет.
Единственным, что волновало моё воображение, была большая братская могила у железнодорожной станции с установленным на ней