Они не стали решать эти проблемы каждую по отдельности, а связали в один узел: разгромить противника единым ударом, да чтобы он потом не смог возродиться, получится лишь при условии, если под удар будут подставлены сразу практически все его военно-стратегические силы и вся военно-промышленная мощь. Конечно, и удар при этом должен быть такой силы, чтоб не напугать и обратить в бегство, а уничтожить наверняка; значит, в исходной для нападения позиции нужно сосредоточить достаточное для того количество войск, и цели выбрать точно.
И, само собой разумеется, удар должен быть нанесен внезапно (вот оно, ключевое слово плана молниеносной войны!), чтоб противник не успел понять, что происходит, и совершить какие-то маневры, минимизирующие обрушившуюся на него катастрофу. Естественно, противник не будет играть в поддавки – значит, его нужно заставить играть в свою игру: где-то поманить соблазном, где-то продемонстрировать ложные намерения, а, в общем, ввести в заблуждение. Вспомните, как это бывает в шахматах.
Гитлеровские стратеги были гроссмейстерами военно-обманных игр. Они спланировали невиданный по масштабу и беспримерный по дерзости дебют и разыграли его как по нотам. Мы (теперь уж не наши вожди и полководцы, не сумевшие вовремя понять, что нам навязывается «мат в три хода», а сегодняшние историки и публицисты) до сих пор ломаем голову (и копья) по поводу «загадки 22 июня», кусаем локти: прозевали! – и пытаемся найти виновных. Между тем американский генерал Дуглас Макартур еще в 1941 году писал: «Немецкое вторжение в Россию – это выдающееся в военном отношении событие. Еще никогда прежде не предпринималось наступление в таких масштабах, когда за такое короткое время преодолевались такие огромные расстояния…Это триумф немецкой армии…»[44]
Макартур гитлеровской Германии отнюдь не симпатизировал, тем более не симпатизировал Советскому Союзу, но это был весьма компетентный знаток военной стратегии. Тогда, когда он высказался о вторжении вермахта в СССР, он еще не мог ничего знать о сверхсекретной гитлеровской директиве № 21 «Барбаросса» и лишь наблюдал профессиональным взглядом результаты ее выполнения, но, как видите, прекрасно понимал, что дело тут не в болезненной подозрительности Сталина, не в просчетах советского Генштаба или в недальновидности командира танковой роты, не ко времени распорядившегося законсервировать танковые пулеметы.